идет о специфике объектов гражданского оборота[10], повышенной степени общественной опасности преступлений[11], интересах отдельных категорий лиц[12]. Помимо прочего, Конституционный суд Российской Федерации ссылается на объективный характер условий реализации определенных прав либо обстоятельств, ограничивающих их реализацию. Подобные указания свидетельствуют о когерентной взаимосвязи права и объективно сложившихся предпосылок, которая требует более внимательного изучения.
Во многом набор отличительных признаков правовой реальности будет зависеть от концептуальных взглядов исследователя. Солипсисты ограничатся субъективным сознанием; материалисты отметят физические и биологические факторы формирования правовых явлений. Идеалистов среди юристов сейчас немного (так как мало кто готов признавать онтологическую подлинность ментальных процессов), но, хотя материалистическое мировоззрение и дает комфортное объяснение окружающего мира, его не всегда достаточно для понимания сущности правовых феноменов. Поэтому мы вынуждены привлекать дополнительные ресурсы (в том числе концепцию объективного идеализма).
Соответственно будет отличаться ответ на вопрос, состоящий в том, каким образом нам даны и нами воспринимаются феномены правовой реальности. С одной стороны, любое познание предполагает элемент субъективности: чтобы познать объекты, они должны вступить в сознание, то есть быть интеллигибельными. С другой стороны, процесс познания не исключает возможности встречного влияния на объекты. Оба этих процесса неразрывно связаны и, смешиваясь друг с другом, определяют важный признак любого вида социальной реальности – целостность структуры познавательных актов.
Различение реальности и кажимости воспринимаемых объектов – важный вопрос в философии, к которому обращались философы разных периодов. Так, М. К. Мамардашвили размышлял над вопросом о самой возможности появления различия между реальным и кажимым, обращаясь к мифу о пещере Платона: «…это метафора человеческой жизни, так как мы находимся в пещере самих себя, если чего-то не делаем и не мыслим. Наша жизнь подобна пещере, в которой мы видим лишь тени, не зная, что есть источник света, падающий на предметы, и не имея возможности увидеть этот источник. Эта метафора обрисовывает всю ситуацию мысли, когда мыслить – это значит оперировать различением между кажущимся и тем, что есть на самом деле. <…> Но теперь возникает еще одна загадка: откуда тогда связанный человек узнал, что видимое им – это тени? <…> Если бы человек имел только опыт, он никогда этого не узнал бы. Но показать, откуда это приходит, то есть как все же случилось, что он узнал, где реальность, а где кажимость, остается тайной, которую мы можем только принять как случившийся факт. Религиозные люди в таких случаях говорят: „Надо принять это за откровение“»[13]. Здесь философ использует две концепции Платона: об истинном как несокрытом (греч. ἀλήθεια) и о приоритете рационального восприятия над чувственным. Исходя