руки всё ещё хранилась в древесине. Бабр не разбирался в людских орнаментах, но чувствовал: в них есть что-то живое, что-то не просто созданное, а вложенное с душой.
Вокруг дома, расставленные в хаотичном порядке, стояли вырезанные из дерева звери и птицы: лось с точёными рогами, зубастая косуля, крылатый хищник, застывший в мгновении полёта, тюлень на льдине, даже маленький юркий соболь, будто готовый метнуться в сторону. Они не были случайными, они смотрели, сторожили, жили своей неподвижной, но полной смысла жизнью.
Чуть в стороне от дома раскинулся навес из брёвен, коры и мха. Под ним лежали древесные заготовки, капы, свежая стружка, неудавшиеся работы – словно здесь обитало само ремесло, а не просто его следы.
Бабр почувствовал, как странное волнение разливается по груди, расползаясь тёплой, неспешной волной. Он никогда не видел ничего подобного: здесь было не просто жилище, здесь был целый мир.
Медведь шагнул вперёд, будто ничего необычного не происходило, и Бабр, встряхнувшись, последовал за ним. Они отнесли корягу и свежесобранный кап под навес, аккуратно сложили его среди других заготовок, а потом медведь двинулся к дому.
Бабр помедлил всего мгновение и пошёл за ним.
– Как видишь, я ничего не придумал, – вздохнул медведь.
В его голосе была не просто усталость, а нечто большее – тяжесть, что копилась не день и не два, оседая в словах, как снег оседает в густой хвое. Бабр почувствовал это напряжение, ощущение чего-то невысказанного, и спросил:
– Что тебя тревожит? Ты ведь создаёшь такие прекрасные вещи.
Медведь покачал головой.
– Ты не понимаешь, – медленно произнёс он. – Ничего, кроме резьбы, я не умею. Моя жизнь держится только на том, что я могу создать своими лапами.
Он замолчал, словно подбирая слова, а потом, чуть тише, продолжил:
– В последнее время люди стали приходить реже. Запасы еды тают, и я боюсь, что без них не переживу следующую зиму.
Бабр нахмурился.
– Почему они перестали приходить?
Медведь устало вздохнул.
– В деревне появился другой мастер.
– Он делает лучше тебя?
Медведь усмехнулся, но в этой усмешке не было гордости – лишь лёгкая тень грусти.
– Нет, конечно, но он ближе. Не все готовы идти через тайгу ради моих резных фигурок.
Бабр задумался. Для него выживание никогда не было вопросом: он всегда мог добыть пищу, знал, как охотиться, как прятаться и выжидать. Но сейчас перед ним стоял огромный медведь – сильный, крепкий, могучий – и говорил о вещах, что казались нелепыми.
– И что ты будешь делать?
Медведь не ответил сразу. Он долго молчал, прислушиваясь к себе и к голосу ветра.
– Не знаю, – наконец произнёс он. – Я люблю то, что делаю, но я завишу не только от себя. Моё ремесло живёт, пока оно нужно другим.
Медведь опустил взгляд, провёл когтями по деревянной фигуре оленя, стоящей у порога, задумчиво очертил её изгибы.
– Если людям больше не нужны мои изделия,