не просто формальность. Она оставила нам целый список условий, как будто боялась, что мы сделаем что-то не так. – Он сделал паузу, собираясь с мыслями. – Почему? Почему она так сильно настояла на том, чтобы мы не жили там? И чтобы никто не жил?
Лена глубоко вздохнула, и её дыхание на мгновение запотевало стекло, создавая ещё одну преграду между ней и бушующей снежной стихией. Её взгляд, полный недоумения и беспокойства, был устремлён в белый хаос за окном, словно там, среди бесконечных снежных вихрей, могли скрываться ответы на мучавшие её вопросы. Она не могла понять, как этот старый деревянный дом, который теперь лежал на их плечах тяжкой обязанностью, стал центром такой загадки. Почему бабушка запретила даже её собственной семье жить в нём? Почему она не желала, чтобы порог этого дома переступал кто-либо посторонний?
– Может быть, она действительно что-то знала? – продолжила Лена, её голос дрожал от беспокойства, словно осенний лист на ветру. – Но что мы будем делать? Ты думаешь, что в доме есть что-то, чего мы не видим? – Её пальцы нервно теребили ремень безопасности. – Почему она хотела, чтобы мы просто «проверяли» его, но не жили? Это всё так странно. Кажется, что она что-то скрывала. – Она повернулась к Андрею, в её глазах читался немой вопрос. – А ты что думаешь, Андрей?
Он медленно обдумывал её слова, пытаясь найти в них логику, но ответ ускользал, как тень в сумерках. Вытерев испарину со лба тыльной стороной ладони, Андрей ощутил, как усталость от дороги и напряжения начинает проникать в каждую клеточку его тела. Но несмотря на физическое изнеможение, его разум работал с удвоенной силой. С каждым пройденным километром, с каждым поворотом занесённой снегом дороги, он всё острее чувствовал, что их возвращение в дом бабушки Вали станет чем-то большим, чем просто визит для оценки состояния наследственной недвижимости. В каждом слове нотариуса, в каждой строчке завещания таилось нечто тревожное, не укладывающееся в рамки обыденного понимания мира.
– Я думаю, что она действительно что-то знала, – произнёс он наконец, и его голос обрёл твёрдость, хотя тревожные нотки всё ещё проскальзывали в интонации. – И я думаю, что её завещание – это не просто её прихоть. Она ощущала что-то… может, какое-то присутствие. – Он на мгновение замолчал, подбирая слова. – Но что? Мы не можем знать. Это ведь не просто какие-то бытовые вещи. Она точно чувствовала, что этот дом не может быть просто домом.
Лена внимательно слушала, её глаза сузились от беспокойства, как у кошки, почуявшей опасность. Но даже в этот момент в ней боролись страх и рациональность, желание найти логичное объяснение происходящему.
– Ну, нет. Это твои детские страхи тёмных углов и кота Тишки, – возразила она, но в её голосе не было убеждённости. – Но почему мы не можем просто привести его в порядок для себя? Почему мы не можем… ну, просто поехать и жить там? – Её голос поднялся на полтона выше. – Почему так важно,