протянул ему бинокль, указывая вниз:
– Трехлинейку бы с оптикой… Не подойдет вам маралятина вместо кабанятины?
– Зачем? – не понял Виктор.
– Это ко мне в любой день инспекция может залезть в кастрюлю, а вам чего бояться?
– Марал? – удивленно пробормотал Виктор замерзшими губами.
– Кажется, больной: брюхо какое-то ненормальное. – Алик снова взял бинокль, сел, закурил. – Хрюшу еще добывать надо, а тут верное мясо…
– А что не пойдет? – веселея, пробормотал Виктор. – Мы поможем маралу безболезненно погибнуть, а волкам побыстрей добыть пропитание и честно с ними поделимся…
– Идет? – плутовато рассмеялся Алик.
Виктор пожал плечами, кивнул, соглашаясь. Когда они спустились к реке, солнце уже зашло за гору. Зимой сумерки недолги. Излучина реки, где волчья стая терпеливо ждала свой ужин, скрылась за полосой пойменного леса. Охотники вышли к намеченным ориентирам. То ли они ошиблись, то ли марал поднялся выше по течению, но они оказались ниже, чем надо. Прячась за кустами и деревьями, стали подбираться на выстрел к добыче. Справа из кустарника выскочил волк, не оборачиваясь, огненной искрой, пронесся вдоль берега. Виктор даже ружье не успел вскинуть – он бесшумно исчез. Охотники, пригибаясь, пробрались к поваленному дереву. Виктор положил стволы на ветку.
Марал, настороженно поглядывал на берега реки, не находя там волков, и осторожно вышел на галечник прямо на стрелка. Виктор выстрелил пулей по лопаткам. Рогач поднялся на дыбы и рухнул на землю. Виктор опустил было ружье, но зверь вскочил и бросился в воду. Охотник с двустволкой наперевес выскочил из укрытия. Беспомощно кося на него круглым глазом, марал поплыл по течению. Виктор выстрелил, не целясь, прямо в этот глаз, где последний раз полыхнула искорка жизни и надежды. Туша застряла среди камней на перекате. Черпая сапогами студеную воду, Алик бросился к ней и потянул к берегу. Товарищ аккуратно положил ружье на гальку, осторожно вошел в воду, насколько позволяли сапоги, ухватился за копыто и стал помогать вытягивать добычу.
На задней ляжке марала была большая зализанная рана. Живот был странно подтянут. Мокрая туша производила брезгливое впечатление болезненности.
– Ведь доброе дело сделали, так? Только облегчили гибель, – тяжело дыша, говорил Виктор и брезгливо стряхивал с ладоней колючие шерстинки.
Алик сплюнул, морщась:
– Брюхо вскроем – узнаем, болен или ранен.
Они вернулись к избушке затемно, хорошенько прожарили мясо. Алик развесил мокрые портянки возле печи. Виктору все мерещился темный круглый глаз, а в нем мерцание слабеющей надежды – выжить. Он рассуждал вслух, подбрасывая дрова в печь:
– Выходит, мы с волками участвовали в одной охоте, а значит, гармонично живем в природе?
Алик плутовато захихикал, глаза его превратились в азиатские щелки:
– Честно – нечестно! Заявится инспекция – будем доказывать свою честность: как самые гнилые браконьеры убили, вырезали лучшие куски и бросил остатки. –