квартиру снимают.
– Какие у нас могут быть торгаши с Кавказа? – не понял Иван.
– Да наш командир части им целый этаж в общежитии офицерском сдал!
– Как сдал? А пиджаков-лейтенантов куда?
– Их теперь возят ночевать в какие-то заброшенные казармы, километров за девяносто, по-моему. Каждый день туда и обратно, на «Урале».
«Это сколько же надо горючки-то… – подумал Иван. – С ума тут все посходили, что ли?..»
– А дневальные на КПП с этих кавказцев берут за въезд по червонцу каждый вечер, – добавила Ленка.
Иван лёг, заворочался. Под окнами залаяла собака. Лаяла она громко, во всю пасть и, что особенно било по нервам, беспрерывно и глупо, в никуда.
Иван посмотрел на настенные часы, вздохнул.
– Собака мешает? – спросила Ленка. – Лает, стерва, часами без передышки. Бывает, что Танька просыпается, плачет.
– А чья псина-то?
– Да ничья, бродячая. Каждую ночь так заливается. Надоело – сил нет.
– И что, унять некому? Мужиков же в доме полно!
– Никому здесь ничего не надо… – зло ответила Ленка и закрыла ухо подушкой.
Иван встал, прошёл в прихожую.
– Где у тебя тесак, которым ты капусту шинкуешь?
– Ну ещё что придумал?
Иван оделся, достал из ящика с инструментами старый сапожный нож.
Собака гавкала где-то на территории детского садика. В темноте Иван перелез через забор, призывно посвистел. Лай прекратился, а через несколько секунд ему в руки ткнулся холодный собачий нос. «Дворняга, – ласково потрепал её за ухом Иван, – а чёрный-то – как чёрт!» Он с силой вогнал собаке нож в горло, прижал дёргающееся и жалобно взвизгивающее тело к земле. Взял её за шкирку и оттащил в стоявший неподалёку мусорный бак.
И всплыла в памяти картинка из далёкого детства… Как он насмерть дрался со Шмагой (был у них в деревне такой шпанёнок), когда тот палкой убил их любимую общую деревенскую собаку. Звали её Тайга, тоже была чёрная, как чёрт, да и гавкала так же… Тогда он из-за Тайги готов был убить этого Шмагу; долго, весь в слезах от обиды и злости, пинал его в дверях дома, еле отняли родители. А сейчас такой же Тайге он легко перерезал горло… Чтобы дочка Танька не плакала по ночам в страхе из-за собачьего лая.
Пока Иван шёл домой, вспомнил, как в лейтенантские годы съел свою первую собаку. Тренировал солдат ловить и драться с окрестными собаками. Один из них как-то уж очень легко и проворно перерезал псине десантным ножом горло. А потом этот солдат предложить её съесть: «А что, мясо как мясо, у нас в Приморье корейцы их за мёд едят, надо только уметь приготовить…» Съели, ничего, не подавились.
Вспомнил Иван и ещё одну собаку такой же масти и породы – Дика, который в первую кампанию с сапёрами сопровождал колонны до Шатоя. Каждый день зигзагами от обочины к обочине, принюхиваясь – нет ли заложенного фугаса. Двадцать километров в одну сторону, столько же в другую. Однажды утром Потёмкин услышал за палаткой её жалобное, с какой-то детской обидой повизгивание. Вышел. Дик едва сидел от усталости, глаза