редкие огоньки поселения внизу и звёздное небо – такое ясное, что оно казалось ближе, чем крыша дома. Всё было почти идеально.
И в этом идеальном пейзаже Надя вдруг остро осознала, насколько она – гость.
Не только в этом доме, но в мире этих людей. Здесь не её правила. Не её ритм.
Но ей не хотелось убегать.
Просто – не растворяться. Оставаться собой, даже здесь.
Она облокотилась на перила, пальцами нащупала тёплую шероховатость камня. Вдохнула поглубже. Здесь пахло сухой древесиной, дымком от старого камина, и… чем-то чуть терпким. Может, остатки жасмина. Может, просто воспоминание о лете, которое здесь не торопилось уходить.
Где-то за стеной скрипнула дверь.
Через минуту появился Эмир. В руках – поднос с двумя фарфоровыми чашками и высоким металлическим кофейником. Он поставил всё на низкий столик между креслами, налил кофе – точно, не торопясь, как будто этот жест значил больше, чем просто вежливость.
– Как и обещал, – сказал он, передавая ей чашку.
Они устроились друг напротив друга.
Надя опустилась в кресло, чувствуя, как мягкая ткань немного обволакивает спину. Её пальцы обхватили чашку, горячее фарфоровое горлышко было приятным в ладонях после холодного камня.
Эмир посмотрел на неё. Прямо, открыто. Его взгляд был не просто внимательным – в нём было что-то личное, но сдержанное. Как будто он собирался рассказать не только историю, но и что-то о себе.
– Много лет назад, – начал он, – один из настоятелей монастыря записал в личных тетрадях странное исчезновение. Послушница. Девушка. Её не нашли. Ни тела, ни следов. Только имя в старом реестре, которое потом… вычеркнули.
Он сделал паузу.
Глаза его задержались на её лице.
– Думаешь, такие вещи просто исчезают? Они остаются – в камне, в стенах, в лицах, которые ты не сразу узнаёшь.
Он собирался продолжить. Но в этот момент голос прорезал тишину – жёсткий, контролирующий, с тем особым холодом, который умеет быть вежливым только на поверхности.
– Эмир бей. Что ты делаешь?
Они обернулись.
В проёме террасы стоял Арслан.
На нём был тёмный пиджак, рубашка без галстука. Вид его был сдержанным, почти нейтральным – но в глазах была та тень, которую не прячут даже воспитанием.
– Что значит – приводить в дом чужую? – спросил он. – Без моего слова? Без согласования? Это место не гостиница.
Эмир поставил чашку. Громко – нарочно.
– Не говори о ней так. Она не чужая.
– Ты это решил сам?
– Я решаю многое сам. Ты ведь это знаешь.
Арслан сделал шаг ближе, но говорил всё так же ровно – в этом и была его угроза.
– У нас есть правила, Эмир бей. И ты их знал, прежде чем покинул этот дом.
– И я вернулся, потому что устал от того, как ты их трактуешь.
Тишина натянулась, как проволока.
Надя почувствовала, как напряжение вошло в воздух, как будто стены начали слушать. Она не понимала всех оттенков разговора, но ощущала: это – старая боль, и она