Цветаева
1
Опять морозит, оттепель уже
откликнулась дежурным ледоставом…
Кем здесь ведом: держателем? лукавым?
Как маскировка стол, в карандаше
нет грифеля, музейное стило
растрескалось… К чему стихов опала,
когда решетки снова за стеклом
и снисхожденье к родине упало,
в который раз отчаиваться и
доить насильно ссохшуюся музу?
Промерзших душ несметные рои
гнетут к земле житейскою обузой
помимо главной: как мне провести
границу меж хотел бы и смогу ли?
Свободный дух, с которым по пути
в поэзии, оборван чьей-то пулей,
пусть не в меня, не нынче – севера,
сибири, конвоиры бесконечны…
Опять морозит, дворники с утра
сгребают снег, как вымершую вечность,
как вещность, что смолчит – мол, мир раним,
когда не осенен стезей крылатой.
Мы размышлять о главном не хотим,
в раздумьях не бредем – летим куда-то…
Куда? Когда б туда, где скрылся вздох
учителей, где струсил стать собою,
когда глотаю «Переписку трех»
и плач давлю и только тихо вою
при сколках жалких дружб, страстей – не прав
о времени признаний нестыдимых,
где мне неловко… Пусть уж ледостав,
коль весны их сменили наши зимы.
В грядушем сломе связок и костей,
возможно, и проявится проруха
иных времен… Коснутся хоть детей
высоты чувства и глубины духа
божественные, те, что метят высь
не снежной крупкой – взмахом белых платьев…
Зашуганные, как мы не крестись,
хоть приобщиться этой благодати,
ах, оттепель…
2
Я к тебе взываю, Гонгила, – выйди
К нам в молочно-белой своей одежде!
Ты в ней так прекрасна. Любовь порхает
Вновь над тобою.
Сапфо
Телега жизни розно вкривь и вкось
ползет по чьим-то судьбам, лицам, грудям,
но как дышалось веку, как спалось,
молилось как – по женским ликам судим…
Забредшая в 20-й свой Сапфо
случайно ли, по странной высшей воле,
впитавшая безмерное раздолье
романтики сквозь пресный вкус просфор
обыденности… Как с твоих высот
низринуться? какой сорваться песнью,
чтоб вязкий мир людских страстей и весей
хоть дернулся?… Не ахнул даже тот
единственный:
«Прости, что подзавис
в житейской прозе, что не разгляделась
твоей уставшей воли перезрелость…
ну, что сказать еще?… прости…
Борис».
Возможно, написалось бы… Смолчу…
Какой я им судья, мы много ниже,
их сути – на разрыв, я пошло выжил
и даже не пронес свою свечу
к возвратной