изрони́ жемчю́жну душу изъ храбра тела
чре́съ зла́то ожере́лие.
Уны́ли голоси́, пони́че весе́лие,
тру́бы трубя́тъ городе́ньскии!
Яросла́ве и вси вну́це Всесла́вли!
Уже́ понизите стя́зи свои́,
вонзи́те свои́ мечи́ вере́жени.
Уже́ бо вы́скочисте изъ де́дней славе.
Вы́ бо свои́ми крамолами
начя́сте наво́дити пога́ныя
на землю Ру́скую,
на жизнь Всесла́влю.
Которо́ю бо бе́ше наси́лие
отъ земли́ Полове́цкыи!»
На седьмо́мъ ве́це Троя́ни
връ́же Всесла́въ жребий о де́вицю себе лю́бу.
Тъи клюками подпръ́ся о кони
и ско́чи къ граду Кы́еву,
и дотче́ся стру́жиемъ зла́та стола́ ки́евьскаго.
Ско́чи отъ ни́хъ лю́тымъ зве́ремъ
въ плъ́ночи изъ Белагра́да
обе́сися си́не мьгле́.
У́тръ же вазни́ стрикусы́,
отвори́ врата́ Новуграду,
разшибе́ славу Ярославу,
ско́чи влъ́комъ до Неми́ги съ Дуду́ток.
На Неми́зе снопы́ сте́лютъ голова́ми,
моло́тятъ чепи́ харалу́жными,
на то́це живо́тъ кладу́тъ,
ве́ютъ душу отъ тела.
Неми́зе крова́ви бре́зе
не бологомъ бя́хуть посе́яни —
посе́яни костьми́ ру́скихъ сыно́въ.
Всесла́въ князь людемъ судя́ше,
кня́земъ грады рядя́ше,
а са́мъ въ ночь влъ́комъ ры́скаше.
Из Кы́ева дори́скаше до куръ Тмуторока́ня,
вели́кому Хръсови влъ́комъ путь преры́скаше.
Тому́ въ Полотьске позвони́ша зау́тренюю ра́но
у Святыя Софе́и въ ко́локолы,
а о́нъ въ Кы́еве зво́нъ слыша.
А ще и веща душа́ въ дръзе теле,
нъ часто беды страда́ше.
Тому́ вещей Боя́нъ и пръвое припевку,
сми́сленый рече́:
«Ни хы́тру, ни гора́зду,
ни пти́цю гора́зду
суда́ бо́жиа не мину́ти».
О, стона́ти Ру́ской земли́,
помяну́вше пръвую годи́ну и пръ́выхъ князе́й!
Того́ стараго Влади́мира
нельзе́ бе пригвозди́ти къ го́рамъ ки́евьскимъ.
Се гобо ныне ста́ша:
стя́зи Рю́риковы, а дру́зии Давидовы.
«Нъ розно ся имъ хо́боты па́шутъ,» —
ко́пиа пою́тъ.
На Дунае Яросла́внынъ гла́съ ся слы́шитъ,
зегзи́цею незна́ема ра́но кы́четь:
«Полечю́, – рече́, – зегзи́цею по Дуна́еви,
омочю́ бебря́нъ рука́въ въ Каяле́ реце́,
утру́ князю крова́выя его раны
на жесто́цемъ его́ теле».
Ярославна ра́но пла́четъ
въ Путивле на забрале, аркучи́:
«О, ве́тре-ветри́ло!
Чему́, господи́не, насильно ве́еши?
Чему́ мы́чеши хино́вьскыя стре́лкы,
на свое́ю нетрудною кри́лцю,
на моея лады вои?
Мало ли ти́ бя́шетъ горе подъ о́блакы ве́яти,
леле́ючи корабли́ на си́не мо́ре?
Чему́, господи́не, мое весе́лие
по ковы́лию разве́я?»
Ярославна