удивляюсь самому себе, что полгода назад всё никак не мог смириться с утратой своего кожаного пальто, которое по пьяни полковник Лжедимитрич принял за своё и великодушно подарил Цейхановичу. Возмущался, негодовал, сквернословил, а нынче почти и не вспоминаю. А чего вспоминать-то: изрядно затёртое было пальтишко и слишком длиннополое. В нём хорошо было кутаться киллеру тёмной осенней мзгой в ожидании клиента, припаздывающего из-за мелких неприятностей, а в приличных местах, вроде электричек и привокзальных пивных, оно как-то неважно смотрелось.
Да что там моё жалкое пальто! Я к такому привык за последние десять лет, что полжизни почти позабыл, а иногда совершенно искренне страдаю полным беспамятством.
Но кто это сказал, что и мой великий друг Цейханович бывает беспамятен на полную голову и ещё две головы сверху? Кто там про него ляпнул: дурная голова рогам покоя не даёт?! Кто это вякнул не по адресу, что жена спит с Цейхановичем в противогазе?!
Я сказал?! М-да!.. Заговорился малость. Но это со мной иногда приключается. Не часто, но всё-таки. От общего переутомления сознания и подсознания. А Цейханович в самом полном беспамятстве ничего полезного для себя не забывает никогда, в отличие от иных хранителей абсолютно бесполезных чувств, вещей и событий.
Я, например, начисто запамятовал, как на одном из наших тайных сборищ было единогласно принято предложение Янкеля Шавкуты о переименовании города Астрахани в Санкт-Цейханович. Приняли, так сказать, к сведению – и общий привет. Однако в голове Цейхановича эта деловая мыслишка засела очень крепко, как перезрелая зеленозадая морковь в окаменелой предзимней земле. Но не простачок был наш великий друг, не лопух обрезанный. Он прекрасно и расчётливо понимал, что с кондачка не потянет на такой крупный городище, как Астрахань, тем более портовый, хоть и речной. Но начинать-то всё равно было надо, пусть не с Астрахани, не с Архангельска, не с Салехарда, пусть с чего-то совершенно иного, совсем малоизвестного. Ну хотя бы с родной улицы имени Чапаева в своём дачном посёлке, ибо душа человека при жизни обретает бессмертие.
Цейханович поделился скромной задумкой со мной и с соседом по улице, бывшим туристом-водником Вассеровичем. Я, естественно, поднял «за» обе руки, но Вассерович, вечно озабоченный отсутствием перемен в России, любящий только пельмени, почему-то вдруг резко насупился, отставил недопитый стакан и так поморщился, что его кустистые брови а ля Брежнев почти слились с усами, но выдавил глухо:
– Так это что ж получим? Я, Вассерович, буду жить всё время на твоей улице?
– А сейчас разве не на ней живёшь? – с дружеским хохотком ответствовал Цейханович.
– Сейчас я на Чапаевской! И ты кстати тоже!
– А на улице имени Цейхановича тебе хуже, что ли, будет? Не похужеет! И вообще, кто этот Чапаев?! Недоучка, алкаш и анекдотчик! Говорят: он ни в какой Урал-реке не тонул. Понапридумывали писаки-коммуняки, а мы до сих пор радуемся.
– Тонул, тонул он в Урале! Я сам там чуть не перевернулся на байдарке. Холодно там в воде и под водой. Уж Чапаев-то точно стал утопленником, – со знанием дела возразил Вассерович. –