А я думала, что вы не согласитесь. Я…
– Для начала перестань выкать, – перебиваю я ее, – а то я и разговаривать с тобой не стану! Девушка, принесите еще два кофе. Ну, что, для начала познакомимся? Честь имею рекомендовать себя, Вита. А ты, значит, Ната-ша… э-э, если ты именно та Наташа, то фамилия твоя… Чистова, верно? Бывший художник? Да, Надя упоминала о тебе несколько раз.
Наташа издает какой-то странный смешок, сдергивает с рук перчатки и бросает их на стол.
– Бывший художник! – произносит она, и в ее голосе слышатся исте-ричные нотки. – Ага, бывший! Это было бы здорово! Да только это не так… а ведь меня предупреждали… и даже дед…
– Стоп, стоп, не так быстро и по порядку! – восклицаю я, понимая, что еще немного, и она начнет кричать на весь зал. – Выпей-ка кофейку. Давно развелась?
Наташа удивленно смотрит на меня, потом как-то стыдливо прикрывает светлую полоску незагорелой кожи на безымянном пальце и пожимает плечами.
– Да… наверное… Вита, поскольку ты – это ты, давай сразу решим один вопрос… за проезд – сотни будет достаточно, да, – она лезет в сумку, и я ожесточенно машу на нее рукой.
– Не вздумай! Никогда не пересчитывай денег на людях, ибо видом и шелестом их привлечешь ты ближнего своего! Потом отдашь, на улице где-нибудь. Тут нам все равно толком не поговорить, место ты выбрала неудачное, а разговор у нас, судя по белой гвоздике и твоему состоянию, будет серьезный и не короткий. А ты пей кофеек, пей, остынет.
Наташа послушно допивает кофе, оглядывается, потом снимает серую шапочку и начинает поправлять волосы. Не то, чтобы ее прическа очень уж нуждалась в усовершенствовании, скорее ей просто нужно чем-нибудь себя занять, сделать оправданную паузу и подумать, как со мной быть дальше. Волосы у нее чуть ниже плеч, довольно густые, красивого цвета спелого каштана, когда смотришь на него на ярком солнце, но я с удивле-нием замечаю, что с левой стороны, ближе к корням, волосы нежно сереб-рятся сединой. Наташа замечает мой взгляд, быстро опускает глаза и снова надевает шапочку.
– Ты видишь, что со мной стало? – глухо говорит она. – В июле этого не было. Через три месяца мне исполнится двадцать шесть, а выгляжу я, на-верное, уже лет на сорок. Но дело не в этом. Люди, понимаешь, Вита, лю-ди… – ее голос начинает дрожать, и выпрыгивающие словно сами собой слова становятся бессвязными. – Я натворила глупостей, таких глупо-стей… но я ведь хотела помочь людям. Просто хотела им помочь. Я ведь не у всех брала деньги… некоторым и просто так – просто помочь хотела, а они… Они вот как… – Наташа дергает ртом. – Я раздавлена, просто раз-давлена совершенно, и больше никого нет рядом – даже Славы теперь нет… а я не могу остановиться… а они хотят… хотят… чтобы я… и даже не умереть теперь… нельзя, потому что… – руки у нее начинают трястись и она опускает голову. На синем бархате появляется влажное пятнышко, другое, третье, и, шмыгая носом, Наташа шарит