уже в Тель-Авиве, появится другое его стихотворение о той же самой залитой солнцем стране:
Родина, моя земля!
Валуны под снегом,
Тучные стада в полях,
Золотая нега.
Вот остатки крепостей,
Крыши крыты глиной,
Древний город опустел,
И вокруг маслины.
Ты – наследие мое!
Пальмовые своды,
За оградою жилье,
Ручеек безводный,
Апельсинов аромат,
Песня нарастает,
Дюны у воды стоят,
Тень сикимор тает.
На Синае дан ты мне, —
Этот звездный праздник,
Напускной хамсина гнев,
Сонный виноградник,
Дом забытый под листвой
И руины всюду,
Вдалеке шакалов вой,
Синей ночи чудо.
Милая моя земля!
Старая криница,
Куст терновника в полях,
В поднебесье птица,
Средь цветов тропа бежит,
Вот пески, пустыни,
И повсюду свет лежит,
Всюду море сини.
Черниховский отказывался писать на любом языке, кроме иврита. Однажды Максим Горький попросил его самостоятельно перевести на русский язык его идиллию «Свадьба Эльки». Черниховский очень мягко и вежливо отказался от этой миссии.
После прибытия в Эрец Исраэль Шауль Черниховский не удостоился такой пышной встречи, как в свое время Бялик, но несколько статей в прессе об этом событии все же появилось. Союз писателей также устроил в его честь литературный вечер, на котором Итамар Бен-Ави – «первый ивритский ребенок», сын Элиэзера Бен-Иегуды, – рассказал о том, какое впечатление произвело на него еще в детстве творчество Черниховского. Он утверждал, что нашел в его стихах все, чего требовала его душа от ивритской поэзии. Но при этом, сказал он, у него есть к Черниховскому две просьбы: во-первых, поменять ашкеназское произношение на сефардское, и во-вторых, «ивритизировать» свою фамилию.
Хаим Нахман Бялик ответил на это выступление с иронией: может быть, предложил он, стоит также посоветовать Черниховскому писать свои стихи латиницей…
Шауль Черниховский, однако, сообщил потом в кулуарах одному из своих друзей, что он не согласен с Бяликом в том, что нужно оставаться до конца верным ашкеназскому произношению, даже если ты к нему так сильно привык. Если в Эрец Исраэль говорят на «сфарадите», то поэты должны считаться с этим. Примерно через год он опубликовал в «Мознаим» перевод стихотворения Гете на иврит в сефардском произношении. Таким образом, он все же послушался совета «первого ивритского ребенка», над которым смеялся Бялик.
В тот период, когда Черниховский жил в Тель-Авиве, он навещал Бялика каждую субботу. Когда он переехал в Иерусалим, он заходил к нему при каждом своем приезде в Тель-Авив. Их периодические беседы о состоянии ивритской литературы были насущной потребностью для них обоих.
К шестидесятилетию Бялика Шауль Черниховский написал большую статью, в которой, в частности, рассуждал о том, почему поэты, достигнув определенного возраста, перестают писать стихи. «Мы были молоды, очень молоды. Наши учителя-поэты не давали достаточного удовлетворения нашим сердцам. То