но не буду портить столь патетический момент, – с облегчением сказал Илья Бойко. С чувством выполненного долга он поспешил надеть пальто и сбежать с поля сражения, где ямы оставляли не разрывавшиеся снаряды, но злые слова.
Глава 4
Смотрины проходили довольно странным образом: в центре гостиной Саша разместил пять стульев так, чтобы они образовали покосившийся пентагон. Посередине стоял столик с бокалами шампанского и канапе. Сам художник сел на пол, прислонившись спиной к батарее: с этой точки комнаты он мог видеть каждого. Рядом пристроился изящный фарфоровый заварник, откуда он то и дело наливал себе кофе, незаметно подливая к нему коньяк.
Он не произнёс ни одного слова за полчаса. Поначалу подростки смущались и нервничали, потом неожиданно для самих себя расслабились, и беседа потекла совершенно свободно. Одичалая квартира на Новом Арбате впервые за долгое время оживилась взрывами дружного хохота.
Они говорили обо всём на свете; начали с «Евровидения», потом плавно перешли на свою учёбу, а там сами собой возникли и планы на будущее. Последняя тема неожиданной тропой вывела их в сторону живописи. Саша терпеливо ждал: он дал себе три часа, чтобы услышать из уст хотя бы одного подростка зерно чего-то стоящего, того, за что можно будет зацепиться и начать разрабатывать. По истечению этого срока он дал себе зарок выставить всех за дверь.
Активнее всех была Геля Игнатчик, блондинка шестнадцати лет с ясными голубыми глазами и тонкими чертами лица, походившая чем-то на лису. Она с самого начала ждала момента, когда нужно будет завернуть разговор в нужное русло.
– Малевича я тоже люблю, – вторила она своей соседке, – но мне кажется, что Александр Иванович рисует не хуже.
У Гели было врождённое умение с блеском располагаться в пространстве. Сейчас её рука с тонким браслетом сжимала ножку бокала, а лёгкий поворот головы позволял с дворянским благородством кидать взоры в сторону художника.
– Да, его абстракционистские циклы просто прекрасны! – воодушевлённо всплеснула руками Леночка Гайдук, сделавшая по случаю завивку и купившая модное коктейльное платье цвета аквамарин. Её фигура стремилась к идеальной форме, то есть к шару.
– Нет, «Стыд орхидеи» куда лучше, – с достоинством выпрямилась Геля, прекрасно интонируя и придавая значение каждому слову.
Рука художника, потянувшаяся за чашкой с кофе, на секунду застыла.
– И чем же она хороша? – спросил он некоторое время спустя. Голос его выражал явное недовольство, а брови нахмурились.
– Она очень тонкая, лиричная, тёплая, в ней запечатлена ваша душа.
– Что же находится за лилией? Что – под ней?
Белов снова и снова приподнимал чашку и ставил её на пол, внимательно смотря лишь на свою руку, так что Геля позволила себе метнуть в художника злобный взгляд.
– Я полагаю, что под ней – царство Аида, а за ней – сама смерть, – затараторила