Playboy (с фото Джин Мортенсон, будущей Мэрилин Монро, на обложке) притаскивал журналы, где они с вожделением разглядывали полуголых красоток.
– Тебе ее надо приручить, – выслушав товарища, компетентно заключил Патрик. – Чтоб она не боялась, что ты трепанешь предкам.
В словах Патрика был резон и, собравшись с духом, Майкл отправился на Сансет. Она стояла на том же углу. Она его помнила, даже обрадовалась. Звали ее Ана, она была из Колумбии. Постояли покурили. Он посоветовал меньше краситься и не нацеплять столько побрякушек, а то солидный клиент не клюнет.
– Дурачок, – засмеялась она, – петух клюет на блестящее. – Однако совета послушала.
Ана стала объектом его сексуальных грез. Когда он ее не заставал, он ревновал. Как-то он проторчал вечер, издали наблюдая, с кем она уйдет. Остановилась машина, загородив ее, а когда отъехала, Аны не было. Ночь он не спал, утром решил никогда-никогда ее не видеть, вечером они традиционно покурили, и Ана традиционно же сказала:
– А теперь иди, не отсвечивай, мне нужно работать.
Так продолжалось до летних каникул, когда они с маман улетели во Францию. В Париже он тайком от маман купил Ане брошь и, едва они вернулись, помчался на Сансет. Аны не было ни в этот вечер, ни в следующие. Патрик считал, что ее депортировали.
И сейчас, попав в Барио-Чино, Майкл подумал про Ану. Вдруг она каким-то чудом оказалась здесь? «Господи, пошли мне Ану!» – взмолился он.
– Чтоб я с тобой еще пошел, Ивлев!.. – ворчал Тони. – То ему посрать, то на факин башню, щас принцессу ему подавай! Вон та, погляди…
– В лиловом? Ноги колесом?
– Да нет, рядом, длинная. Сиськи, а? Гора!
– Дай мне бра – я туда вершины Мак-Кинли натолкаю!
– Думаешь, не свои? – засомневался Мартинес.
– Откуда у мужика свои?
– Парень, что ль? Иди врать! А вон та, в красном? Тоже, скажешь, парень?
– А фэйс? Ей сто лет!
– Фэйс фланелькой накроешь. Скоро на «коробку», а ни одного пистона не поставил.
– Я тебя не держу.
Мартинес пробурчал что-то, но от Майкла не отстал. Они обошли матроса с торгового судна, лежащего поперек тротуара в луже мочи, и свернули в переулок.
– Ты хоть знаешь, куда идешь? – не унимался Мартинес. – Заблудимся, фак!
Майкл не отвечал, но шел весьма уверенно, хотя и не знал куда. Ноги сами несли. И вдруг остановились перед дверью под вывеской: «Café».
Вспоминая потом тот день, он не раз задавался вопросом, почему остановился именно перед этой дверью. Потому ли, что ее никто не подпирал и на вывеске не было красоток в призывных позах – или кто-то свыше остановил его перед этой дверью? За стеклом виден небольшой зальчик, освещаемый лишь светом от бара, но за стойкой никого, как и в зале.
– Закрыто, – буркнул Тони.
Майкл толкнул дверь. Та открылась, звякнув колокольчиком, и они вошли. У Майкла мелькнула