Накатав без малого три страницы, Майкл глянул на часы, увидел – больше не успевает, поставил точку и подписал «Майкл». Подумал и перед «Майклом» дописал: «Твой первый девственник». Подумал еще и зачеткнул: еще примет за намек на ее прошлое занятие. Сложив листки, он уже хотел вложить их в конверт, как резануло глаз слово. Он прочел фразу и всю вычеркнул. Затем следующую. И стал черкать. Почему не выдуманное, а что шло у него изнутри, и он бы не задумываясь сказал, – почему на бумаге это превратилось в слюни и сопли? Не дочитав, он, к удовольствию соседа, перечеркал крест-никрест все листки и изорвал.
– Писал бы по-английски, не пришлось рвать, – съехидничал сосед.
Да пиши он на английском, на русском… Наверное, когда говоришь – говорит эмоция, а когда читаешь – вперед лезет слово. Он взял чистый лист, поставил дату, в центре вывел «люблю» и подписал. Главное: пусть знает, что он о ней думает, и сказанное ей им – не пустые слова. Запечатав, он кинулся на верхнюю палубу и успел сунуть конверт кому-то из последних, кто сходил на берег в Барселоне.
Следующим утром «Newport News» украсился флагами расцвечивания. Отдали концы, оркестр грянул марш, и крейсер начал отваливать от стенки. На причале опять собралась толпа. Пока корабль разворачивался и шел к воротам порта, Майкл метался с биноклем с бака на корму, с кормы на бак – искал в толпе свою Линди. И вдруг в перекрестье поймал на миг ее лимонное платье. Или не ее и не лимонное, а увидел то, что так хотел увидеть.
Барселона удалялась. Вернулись флотские будни. Отделение занималось приборкой верхней палубы, когда прибежал рассыльный и сообщил, что Ивлева к Дону в каюту. Майкл отложил швабру. Его участливо обступили, понимая, что, если и увидятся, то когда его приведут собрать манатки. Даже старшина подошел. Один Мартинес показывал, что ему плевать, и продолжал швабрить,.
– Не дрейфь! – подбадривали ребята.
– Что будет, то будет, – бодрился Майкл, пожимая руки.
Старшина увидел, что к ним спешит вахтенный офицер, и прервал прощание:
– Всем по местам! Работать! Ивлев, шевелись! Дождешь, что конвойных вызовут.
Вахтенный офицер так запыхался, что едва смог выговорить:
– Матрос Ивлев ушел к командиру?
Майкл вытянулся.
– Никак нет, сэр! Иду, сэр!
– Какого дьявола… Не «иду», а бего-о-м!!!
Майкл побежал – но не к командиру, а в курилку. Надо было унять мандраж и собрать в кучу мысли. Что самоволка с рук не сойдет – он не сомневался, но что им, младшим матросом, салагой, лично займется сам командующий 6-м Флотом – это ту мач.
О Доне были наслышаны задолго до того, как вертолет с вице-адмиралом опустился на палубу «NN». Официально было известно, что во Вторую мировую и после Харри Фелт занимался морской авиацией, а последнюю пару лет работал в Пентагоне. Неофициально – что своенравен, придирчив и груб. Независимо от должности и звания мог взять кого-то за грудки и трясти,