осторожно кладя свои нежные пальцы на руку супруга.
– Насколько мне помнится, я никогда не оставлял без внимания твоих слов, – улыбнулся царь. – Присядь, – сказал он затем, указывая на скамью, обитую шкурами тигров.
– Я должна тебе кое в чем признаться, и боюсь, что ты, мой дорогой муж, будешь гневаться на меня за глупость, – вновь заговорила она падающим голосом, сжима руку супруга.
– Сегодня я глотнул сполна из чаши разочарования, любимая, – горько произнес Муваталис, небрежно опуская голову и невольно не придав значения словам царицы, – я лишился самого дорогого друга, и теперь сердце мое наполовину пусто, ибо я тоскую по несчастному Медату. И все из-за женщины! Из-за этой нечестивой блудницы! – в исступлении простонал царь.
– Об этом я и хотела поговорить с тобою, – робко произнесла Гудо Хебе, – прости меня, Муваталис, но я тайно проникла на Совет и все слышала.
– Немыслимо! – произнес царь, отнимая свою руку и нервно вставая с места. – Ты нарушила все нормы приличия! Женщинам не дозволено присутствовать при собрании старейшин.
– Выслушай меня, муж, а уж потом можешь делать со мной что тебе заблагорассудится, ибо тайное проникновение на Совет – не самое страшное зло, причиненное моей глупостью и легкомыслием.
– Говори, – отвечал царь, повернувшись к ней спиной и в нервной задумчивости расхаживая по открытой веранде царской резиденции Бююкале, освещенной серебристым лунным блеском.
– Ну, говори же, не играй с моим воображением, женщина! – добавил Муваталис, видя, что его супруга оробела от страха.
Гудо Хебе, собравшись с духом и взглянув на супруга сожалеющим взглядом, произнесла:
– Это я свела их вместе, – сказала царица, и ее прекрасное лицо на мгновение исказилось от неминуемых рыданий, но она попыталась скрыть свою слабость. Прикрыв голову худыми и бледными ручками, Гудо Хебе бесшумно стала проливать горестные слезы раскаяния.
Глаза Муваталиса заблестели от злости, а лицо обагрилось желчным румянцем при этих словах. Он быстрыми шагами подошел к супруге и, схватив ее за запястье, в порыве гнева сжал его с такой силой, что царица издала глухой стон, но не воспротивилась его негодованию, готовая принять любую кару за содеянное.
– Что ты сделала?
– Это я их свела, – сквозь рыдания произнесла царица, – я не знала, кто она такая, и мне она показалась милой. Вот я и решила познакомить ее с Медатом, чтобы он смог познать что-нибудь хорошее в этом мире, помимо ваших бесконечных героических битв и безжалостной резни, в которой погибают сотни невинных душ.
Царь выпустил ее, и та рухнула на пол без сил. Ее ловко убранные золотистые волосы при этом сильно растрепались. А Муваталис, обхватив голову руками, сам в изнеможении опустился на колени перед распростертой супругой, словно нечто невидимое высосало из него все жизненные силы.
– Самые великие и славные воины человечества не губили столько душ, сколько погубили чары коварных и нечестивых женщин! – еле слышно шептал Муваталис. –