с тростниковой флейтой, в роще в окружении множества таких же мифических существ, либо же, словно сатир, сидящее на камне… сама, же мелодия могла быть любой, какая понравиться. Так проще. Не надо додумывать. Не надо страдать потугами разума…,
Да, действительно. Раньше все было и проще и сложнее. Раньше, люди тоже долгое время не утруждали себя длинными тирадами. Разве только что на судилищах. А так…, Встал… Пошел…
Он вспоминал, как тогда все это нелепо объясняли редкостью такого материала как пергамен. А потом редкостью бумаги, а потом недостатком чернил, а еще позже… отсутствием либо свидетелей прошлого, либо разума у свидетелей настоящего…,
А затем и вовсе перестали на это обращать внимание и слепо копировали то, что было написано до них.
Сейчас же, люди, словно прорвавшись к колодцу с водой во время засухи, стали черпать эмоции, так что захлебывались в них, умудряясь находиться на твердой суше. И гибли.
Сергей тяжело вздохнул. Если бы он только мог сказать обо всем, что он знает. Если бы только мог, но тогда возможно ему никто бы и не поверил. Как никто не верил и тому, что он и ему подобные люди проповедуют уже много веков то чему их научил однажды всего Один…, и несут за это учение и веру, извечное покаяние подобно гонимым прокаженным…,
Теперь можно было сказать, и то, что я являюсь тем, кем являюсь на самом деле, думал Сергей. Но люди…
Люди, будут если и не смеяться, то, по крайней мере, сочтут это за очередную сказку. Сейчас можно сказать, что я лошадь, которая думает, пока тащит телегу, или еще какую ни будь иную нелепицу, и ее примут как должное. И нарекут красивым словом – фантазия…
И все же, некоторых вещей говорить было нельзя. Кое – что являлось табу даже для Сергея и таких же как он.
Хотя в те, забытые всеми времена, от которых остались лишь пустые, одинокие глаголы, он носил совсем другое имя, о котором помнил лишь он и еще несколько…, Помнил, так же как и о своем предназначении…,
Перечитывая слова, написанные одним из…,
Сергей, вдруг осекся, словно что – то не дало ему право даже в мыслях произнести того, что он хотел…, глаза натолкнулись на фразу, написанную в этом старом дневнике на латыни, округлыми чуть скачущими буквами…,
«Verra la morte e evra tuoi occhi»*13. Выкатившаяся из левого глаза случайная влага заставила его протереть глаза и взять со стола очки…,
Может, действительно, так и надо было бы начать свое повествование, дабы истратить то волнение, которое предшествует написанию, той самой книги, в которую уже давно никто…,
Внезапно вспомнились строчки, но, к сожалению упорно не желавшие «ложится» в текст.
Продекламировав их в сердцах, Сергей попытался «сунуть» их в текст, меняя смысл, подгоняя тезисы под идею, но промучившись изрядное время, решился оставить эту попытку.
Раньше все было проще…, пальцы, перебрав клавиши, сами собой набрали первое слово…, «… Встал…”. Сергей усмехнулся – все дело