кусок свежезажаренного мяса и перед тем, как откусить, пропел:
– Когда-то ростбиф был главной английской едой,
Благороден был сердцем привратник седой,
Храбрецом и героем – солдат молодой.
О, наш ростбиф английский,
Старый английский ростбиф!
На другом от Огилви конце стола двое актеров громко заспорили и замахали руками, кто-то стал корчить рожи, кто-то принялся рассказывать театральные байки.
– В сцене, когда Ричард Третий говорит «коня, коня, полцарства за коня!» с галерки крикнули: а осел подойдет? – Подойдет, ответил Ричард, иди сюда!
Заиграла музыка. Некоторые вышли потанцевать, другие с бокалами эля или вина разбрелись по комнате.
Никогда раньше не пробовавшая вина, Эсмей пригубила шампанского в самом начале и больше к нему не прикасалась. Она поела мяса с хлебом, поболтала с соседями и, воспользовавшись общим, немножко суматошным передвижением, не спеша, направилась к выходу. Выскользнув за дверь, она облегченно вздохнула – никто не заметил ее исчезновения! и заторопилась к лестнице.
Сзади раздался звук открываемой и закрываемой двери, но она не обратила внимания. Она была на полпути к лестнице, когда услышала догоняющие шаги и голос Керка Вильямса:
– Эсмей, подожди!
Когда догоняют, у человека срабатывает инстинкт – убегать. Эсмей прибавила шаг, потом побежала. Керк догнал и дернул ее за плечо так резко, что девушка сходу врезалась в стену. Он встал впереди, загородив дорогу.
– Разве не хочешь остаться с нами до конца вечера? Еще десерт не принесли, а ты уже уходишь. Нехорошо отделяться от коллектива. Подумают, что ты загордилась, получив главную роль. В примадонны метишь? Не считаешь за ровню нас, старых актеров? И вообще. Ведешь себя как чужачка. Друзей не завела. Делами театра не интересуешься. Ты новенькая, наоборот, должна стараться находить общий язык с членами труппы. А для этого следует почаще с нами общаться – в неформальной обстановке. Как сегодня.
Все был пьяный треп.
Эсмей испугалась его грубой выходки и хищного взгляда.
– Нет, спасибо, – пролепетала она. – Извините, я не могу дольше оставаться. Домой пора. У меня мама болеет.
Это не отговорка. Ада слабо чувствовала себя последнее время: тоска по мужу, тревога за судьбу дочери – переживания, которые не прибавляли здоровья.
Опытный покоритель женских сердец, Керк не терпел отказов.
– Ну-у, дорогая, не ломайся. Сделай одолжение старому холостяку. Что, если я тебя попрошу задержаться еще на полчасика? – притворно сладким голосом попросил он и потянулся погладить ее по щеке.
– В другой раз, извините, – твердо сказала Эсмей и вытянула руки для защиты.
Керк схватил их и дернул на себя. Нагнулся к самому ее лицу и, дыша винными парами, прошипел:
– Пренебрегаешь, да? Гордая очень? Думаешь,