дамы его давно не интересовали. Хотя Эверту Робертсону было всего тридцать один год, на личной жизни он поставил крест. Он был горбун. Не всегда. До десяти лет он ничем не отличался от ровесников. Как-то почувствовал боль в левой лопатке, отец посмотрел, пощупал и сказал «ничего особенного, просто шишка».
Эверт рос, шишка росла вместе с ним и постепенно превращалась в уродливый нарост. С каждым годом он тяжелел и придавливал Эверта к земле. К тридцати годам он согнулся пополам и смотрел в землю, будто все время что-то искал. Его перекосило на одну сторону, и чтобы не заваливаться, он ходил, опираясь на палку. Боль сопровождала каждое его движение, особенно же донимала в покое, потому Эверт редко сидел и мало спал.
Его далекий предок был, наверняка, не рыжий викинг и не белокурый кельт, а жгучий француз. Он подарил Эверту черные волосы и большие, карие глаза, которые, если бы не горб, заставили бы заволноваться любое девичье сердце. Последние годы в глазах появилось мученическое выражение и дикость. Из облика исчезло общее логическое впечатление – он выглядел не как человек с горбом, а как горб, ведущий за собой человека.
Когда знаешь, что тебя никто не любит, и никогда не полюбит, исчезает желание понравиться. Эверт запустил себя – бороду не брил, волосы не стриг, и они висели черными космами. Чрезмерно длинные руки и короткие ноги делали его похожим на гоблина, вылезшего из подземной пещеры на Божий свет. Знакомые сторонились его, незнакомые шарахались.
Успеха у девушек Эверт не имел, но страстно не желал оставаться одиноким. В семнадцать лет, когда горб его еще не одолел и не согнул в три погибели, ему удалось уговорить девушку по имени Сьюзен Линн из деревни Милтонтриз пойти с ним под венец. Не по любви и не бесплатно.
День, когда Сьюзен родила ребенка, стал самым счастливым днем Эверта. Когда она через две недели сбежала, забрав из дома все ценное, он ее простил. Он этого ожидал. Он нашел в деревне кормилицу для сына и, когда тот научился ходить, стал брать его с собой. Том вырос в оранжерее Милтонхолла – в любви и заботе отца, с которыми тот выращивал самые нежные, экзотические фрукты.
Сьюзен так и не объявилась, Эверт объяснил сыну, что она умерла сразу после его рождения, что, по большому счету, соответствовало действительности. Он с малых лет приучал Тома к ремеслу, считая важным, чтобы тот научился себя обеспечивать. Горбуны долго не живут, а кроме отца Тому надеяться не на кого.
– Станешь хорошим садовником, всегда сможешь заработать на жизнь, – говорил Эверт, показывая, как следует обрезать усы у клубники и как на вид определять спелость мандаринов.
На лицо Том был копией отца – четкие черты лица, карие глаза в окружении черных, загнутых ресниц, вдобавок стройное, по-детски еще изящное тело, обещавшее превратиться в сильное мужское. Эверт смотрел на него и гордился: урод произвел на свет ангела.
С того дня, как сыну исполнилось десять