палубу холодными пустыми зрачками жерл. Крохотные фигурки людей в алых мундирах морского дозора казались яркими насекомыми, ползущими по серым громадам из бетона и стали. Привратник стойко охранял свою свободу и безопасность.
Как только путешественники оказались на территории полуострова и исполинские ворота с тяжёлым грохотом закрылись за скуной, цеппелин поднялся выше и быстро удалился, оставив Кромма и женщин на попечение белого аэрокаба, который показывал путь над системой каналов мимо царственной Ледяной Иглы, проплывавшей за бортом в тумане поодаль. По мере удаления от горной гряды молочный кисель тумана рассеивался и открывался вид на серую океанскую гладь, замаранную справа чернильными каплями каменных столбов.
Скуна пристала к большой швартовочной платформе, Кромм бросил конец услужливому местному болбесу, тут же намотавшему его на слегка позеленевший с одной стороны кнехт, выставил наружу трап и начал выносить тюки, жалея, что мантисов нет рядом. К счастью, суетившийся рядом болбес оказался крепышом и вдвоём они справились с разгрузкой довольно быстро. Когда женщины спустились со скуны, Кромм уже хотел спросить, что дальше, но тут белый аэрокаб буамы Некодима заложил вираж, развернулся, подлетел к платформе и застыл рядом с гостями. Крошечный пожилой буама вылез из кабины, тяжело опираясь на кривую палку, и снял ветрозащитные очки.
Кромм, наконец-то, сумел разглядеть его как следует. Оставшись без очков, Некодим сразу перестал походить на забавного коротышку. Кромма поразил его взгляд: влажные, прозрачные глаза словно выглядывали из глубины. Казалось, они принадлежат не этому маленькому человечку, а кому-то гораздо большему, кому-то сильному и мудрому. Некодим снял кожаный лётный шлем и ветер тут же разметал его редкие седые волосы, словно клочья ваты, случайно прилепившиеся к яйцевидной голове, гладкой на макушке, но сморщившейся ко лбу в сплошную череду мелких складок. Кромм собрался было протянуть ему руку для приветствия, но буама совершенно проигнорировал его порыв и проковылял мимо, срывающимся голосом воскликнув: ох, Ле, моя милая, моя ненаглядная Ле, любовь моя.
Кромм обернулся и увидел, как Элеа и Некодим опустились на колени друг напротив друга и прижались лбами, обняв друг друга за плечи. По лицам обоих буама струились слёзы счастья. Элеа погладила Некодима по морщинистой щеке и сказала: ох, боги, Нек, всякий раз, когда я тебя вижу, задумываюсь, что с нами сделало время. Не с нами, моя любовь, а со мной, ответил буама, ты по-прежнему прекрасна как в тот миг, когда мы впервые переступили порог панепестимии. Они встали, взявшись за руки и Некодим воскликнул: а кто эта красавица?! Неужели это Лопе? Зиз и Лебеофан! Когда ты успела так повзрослеть? Я помню тебя на прошлом Студёном торге, ты была совсем ещё девочкой, а сейчас, наверняка, от женихов отбою нет? Лопе покраснела, опустилась на правое колено и с поклоном ответила: