в три погибели из-за отсутствия половой жизни, ни до, ни после ее начала. Это ни разу не было похоже на наркотическую зависимость, когда и хочется, и колется, и настигает абстинентный синдром. Мне нравилось проводить время в постели со своим любимым человеком. Так будет вернее, пожалуй.
Мы взяли за привычку или за традицию, как вам больше по душе, разговаривать на французском. За четыре года Джонатан выучил его достаточно хорошо, чтобы общаться со мной, и он был просто удивительно способным к изучению языков. Впрочем, его собственный язык тоже был более чем способным.
Стоило нам оказаться в спальне, как он подошел ко мне со спины, обвивая талию руками и прижимаясь грудью. Он никогда не выжидал, но и не нападал безоговорочно. Джонатан расстегнул мои брюки, проникая ладонью под них, минуя нижнее белье и накрывая еще спокойную плоть. Дожидаясь, пока она затвердеет, он несколько минут ласкал меня рукой, прикасаясь губами к шее, отодвигая воротник рубашки. Я же не чувствовал от Уорренрайта напряжения, а только властное спокойствие. То ли он правда перестал сомневаться, то ли талантливо это скрывал. Джонатан отпустил меня и развернул к себе лицом, чтобы, смотря в глаза, куда-то внутрь меня, так пронзительно, совсем не как любовник, расстегнуть мою рубашку и снять ее с плеч. И в этом взгляде было все: его решительность, осознание того, что ему предстояло со мной сделать, и принятие.
Его ладонь накрыла мою шею. Джонатан прикоснулся пальцами к яремной впадине и проследил ключицу.
– Ты добился своего, – его голос прозвучал не громче шепота. – Ты ведь понимаешь, что ничего прежнего уже не будет. День закончится, твоя кровь остынет, ты станешь зверем. Готов ли ты к этому?
– Готов ли ты, Джонатан, – до меня наконец окончательно дошло. – К тому, что со мной станет? – Я отвергал сомнения, но хотел убедиться. Кажется, я смотрел на него так жалостливо, что лицо Уорренрайта смягчилось, а взгляд потеплел.
– Я никогда не смогу быть к этому готовым, но я не оставлю тебя, даже если ты решишь вырезать весь Лондон и меня заодно. Ты должен знать, что я встану на твоем пути, если ты будешь подвергать себя опасности, если будешь переходить допустимую грань.
Начиная понимать, почему он так оттягивал этот момент, и почему он был решительно против моего скорого обращения, меня самого посетило сомнение, ведь, если мне казалось, что все будет достаточно просто с физической точки зрения, я не задумывался о том, что мне предстоит пережить коллапс собственного сознания. Ведь я должен был перестать быть человеком на всех уровнях. Изменится не только мое тело, но и разум. Точнее, я мог лишиться его вовсе.
– Ты станешь вечно голодным и безумным зверем, для которого будет иметь значение лишь жажда, для которого любовь и дружба не будут значить больше ничего. Это не навсегда, но долго, пока ты не справишься с тем новым, что будет тебя отравлять изнутри.
Я опустил глаза и обнял