офицеров в пределах слышимости, назвав знамена «юбками Екатерины». A.M. Тургенев вспоминал, что, когда кавалергарды под своими знаменами ехали к Зимнему дворцу, после того как принесли присягу Павлу, они увидели Аракчеева, дожидавшегося их на площади. Он тут же начал учить знаменосцев, как держать знамена и передавать их императору, сопровождая каждое указание оскорблением и поворачивая и толкая полкового адъютанта так, словно это был камердинер. «Аракчеев скомандовал: «Марш!», но, так как эта новая команда еще не была узаконена, мы ее не поняли и не сдвинулись с места. Аракчеев снова крикнул: «Штандарт-юнкеры, вперед марш!» Но такого звания в полку не существовало. Так Аракчеев удостоил нас нового звания, крича изо всех сил с пеной у рта: «Вы что, идти не можете? Мерзавцы! Вперед марш!» На этот раз мы двинулись, сообразив, что «марш» было сказано вместо старого слова «ступай»23. Во дворце поведение Аракчеева было таким же бесцеремонным. По словам графини Головиной, когда она разрыдалась при виде тела Екатерины, принесенного в тронный зал для прощания, «этот человек, которого император вытащил из грязи, чтобы он стал верным слугой, сильно толкнул меня и приказал замолчать»24.
Во время первого месяца правления Павла у Санкт-Петербурга было много причин для беспокойства. Гатчинские офицеры, которым Екатерина обычно запрещала появляться в Зимнем дворце, теперь толпились у каждой двери и в каждом углу дворца как представители власти. Их уродливые мундиры, высокие сапоги и густо напудренные волосы резко отличали их от элегантных придворных; обычно они молча садились за стол, механически ели и исчезали, как привидения, в конце трапезы.
Но рядом с ними император чувствовал себя как дома. С самого начала было очевидно, что он решил управлять Россией так же, как до этого управлял Гатчиной; в частности, он подчинил Санкт-Петербург железной дисциплине, которая касалась как дворянина, так и крестьянина. Несуразности и навязчивые идеи Павла, которые сделали его посмешищем в обществе, когда он уединенно жил в деревне, теперь воспринимались иначе, когда он мог навязать их каждому. В лавине указов, изданных на следующий день после смерти Екатерины, говорилось, сколько лошадей должно быть в экипаже; вводился запрет на круглые шляпы и фраки и офицерам предписывалось постоянно носить военную форму. Император не одобрял больших балов, и для их проведения требовалось его специальное разрешение. Павел по-прежнему вставал в шесть утра, и служащие всех государственных канцелярий и департаментов должны были следовать его примеру. Больше всего встревожили дворян те его указы, которые ставили под угрозу их свободы и привилегии; их могли подвергать телесным наказаниям, кроме того, определялись рабочие дни крепостных и запрещалось продавать крестьян без земли, что часто приводило к разлучению крестьянских семей. Но в наибольшей мере преобразования Павла сказались на армии.
Несмотря на многочисленные военные кампании предыдущих лет правления,