долго чистили и наглаживали старинное праздничное одеяние доминуса, переходившее от одного главы кайола к другому. Они расправляли объемные складки, разворачивали шлейфы, подтягивали шнуры, подшивали пуговицы, латали прорехи и подбивали вышивку.
Они водрузили одежды на манекен и покинули гардеробную, чтобы доминус мог торжественно облачиться при помощи своего келейника. Тот был хранителем туалета при кайоле и отвечал за весь гардероб великолепных праздничных нарядов, каждый из которых символизировал те или иные явления и события, в честь которых и проводились городские празднества.
Доминус тут же явился в сопровождении своего неторопливого ассистента – пожилой келейник был упитан, скорее даже тучен и благодаря заплывшим морщинами и отеками глазам неизменно имел заспанный вид. Глава Кайола напротив был высоким плечистым мужчиной лет сорока с развитой мускулатурой и безупречной осанкой. Он был короткострижен и темноволос, лицо его обрамляла такая же темная короткая борода. Взор его был мягок и весел, и при виде своих диковинных одежд он широко улыбнулся.
– Поистине павлинья расцветка, Толи́с.
Келейник сморщился гармошкой складок на тройном подбородке и щеках и ответил своему господину укоризненной улыбкой.
– Ей-богу, святой доминус, ей-богу!
– Ты решил, что я ругаю свой наряд? – усмехнулся доминус. – Отнюдь. Он – один из моих любимых.
– Отрадно, ваша святость, отрадно.
Толис обошел манекен со всех сторон, критически осматривая каждую мелочь на великолепном одеянии. В большие окна под высоким потолком бил яркий свет, и в его лучах чудесные пуговицы и золотистые нити сверкали как россыпь алмазов. Доминус в это время сбросил с себя обыкновенную серую мантию с черным поясом и остался в длинной полотняной рубахе, черных штанах и серых замшевых башмаках без каблуков.
Облачение заняло много времени, ибо втиснуться в столь тяжелые одежды с множеством элементов было совершенно непросто. Толис застегнул многочисленные пуговицы, подвязал шнуры и расправил длинные шлейфы. Он оправил высокий стоячий воротник, затянул узкие рукава и широкий пояс. В конце концов, он отошел от доминуса на несколько шагов и, оглядев его с ног до головы, удовлетворенно кивнул. Затем он склонил голову, дотронувшись двумя пальцами до своего лба, и направился к дверям, чтобы распахнуть их перед шествующим священным главой. Тот покинул гардеробную – скудно обставленный зал с мраморным полом, громадным зеркалом и вереницей встроенных в стены шкафов, – и торжественно направился к выходу из кайола.
Шелестя по ступеням неимоверно длинным шлейфом, он сошел с широкой лестницы в просторный зал, откуда по коридору прошествовал к главным дверям, которые услужливо распахнули перед ним послушники. Все встречные священнослужители и прочие обитатели кайола кланялись ему, с восторгом любуясь его дивным обликом.