свою двуконку именно туда, где и забирала, а иногда, в буквальном смысле, подбирала несамостоятельных уже колхозников.
Место это называлось «Голубой Дунай». Вот такое романтичное, хотя и экзотическое для наших мест название. Конечно, плод фантазии ветеранов недавно закончившейся войны. Мужиков-победителей, освобождавших Европу и видевших этот самый голубой Дунай воочию, успевших дохнуть пьянящим воздухом весны и победы, насладиться мечтами о перспективах счастливой жизни в кругу родных и близких на родной земле, на просторах свободной и теперь уже обязательно счастливой Родины.
Тогда жизнь плавно возвращалась в своё русло. Отполыхали и утихли долгожданные встречи у выживших в боях и уцелевших в оккупации и тылу. Стали стихать стоны, заканчиваться слёзы у недождавшихся. Пора было возвращаться к мирному труду.
Ёмким газетным стилем послевоенную ситуацию можно обрисовать одним абзацем:
В обескровленной стране, потери погибшими которой, в отличие от союзников и покорённой Европы, в десятки миллионов, власть не решилась честно объявить, победного энтузиазма всё-таки ещё хватало на восстановление порушенного, пришедшего в негодность и запустение. Как много надо было сделать!.. И как много надо было делать сейчас и немедленно. Жизнь не стояла на месте и не ждала никого. Всё шло своим чередом без всяких скидок и поблажек. Не сделаешь сегодня – завтра будет поздно. Не остановишь ни зиму, ни весну, ни лето, ни осень. Природу не уговоришь подождать. Надо было жить дальше. Волна победного духовного подъёма ухнула в бездну послевоенной необходимости, только и осталось, что всё вернулось на круги своя. И ничего почти на селе не изменилось. А то, что в мечтах и поначалу было так сладостно: дом, семья, работа – постепенно приобретало обыденность старого, довоенного, обрыдло-униженного, полурабского существования.
А как же?.. а где же голубой Дунай?.. Не в одних же только воспоминаниях и мечтах?.. За что кровь проливали?! Где эта голубая мечта о свободе и счастье?!..
Но вот, кажется, немного отпустило, оттаяло во время Хрущёвской оттепели.
…И, как нечто небывалое, безоглядно дерзновенное, растёт внизу нашего села, поперёк Терновой балки, грандиозная по сельским меркам и доселе невиданная плотина, ну и котлован – размаха необычайного – соответственно.
Терновка – речка мала. Но за год (благословенны родники её!) – «раскинулось море широко»! Нижние огороды-улицы, мосты-переправы утонули в нём. И – ладно! Для такого дела – не жалко. По сельскому берегу высадили пирамидальные тополя. Здесь же, недалеко от плотины, в самом глубоком у берега месте, выросла вышка для прыжков в воду. Да не какая-нибудь, а в несколько ярусов, высотой в три, пять и десять метров! Чуть дальше по берегу – лодочная станция и наша «Потёмкинская лестница» – широкий каменный пролёт с тёсанными резными перилами, уходящий нижними ступенями в набегающую волну. Сюда причаливали прогулочные лодки для посадки-высадки «любителей