несколько дней Георгий к Апанасову не ходил – тем более что и Живолуп его просил не показываться, пока не нанесет «визит». А когда он до своего визита дойдет, уж и вовсе никто не знал. Тем не менее однажды утром, выловив возле дивана отчаянно дребезжащий мобильник, Цыплухин услышал голос Апанасова и внутренне дрогнул. Тот ему никогда не звонил.
– Жоржик, миленький! – сказал Апанасов удивительно слащавым голосом. – Жоржик, что ж ты меня забыл? Есть разговор, покалякать минут на пять зайди, будь любезен…
Конечно, Георгий пообещал. И когда собирался идти, нарочно медленно одевался, искал запропастившиеся брюки, хотя отлично помнил, что оставил их в ванной. И единственное, что придумал – позвонить Живолупу, но тот не взял трубку.
«Судьба, видимо, – думал Георгий, шагая, как обреченный. – Хотя, может, и обойдется! – бодро подумал он, уже тягая подъездную дверь. – Ведь, может, правда соскучился…»
Лифт приехал на удивление быстро, и двух минут не прошло, как уж вот она, дверь, с номером шестьдесят пять.
10
– Ага! – сказал Апанасов. – Входи, герой! – и громогласно захлопнул дверь.
От этого приветствия у Георгия словно легкий холодок прошмыгнул между лопаток. В зале, куда он мельком бросил взгляд при проходе на кухню, сидела Аня, лениво ударяя пальцами по клавишам рояля – звуки неслись странные, рваные и суетливые, словно паникующие. Она даже не взглянула в его сторону, лениво встряхнула волосами.
На кухне, закинув нога за ногу, сидел Вьюн. В его губах вилась папироска, ловко перескакивая из одного угла рта в другой. Перед ним стояла табуретка, словно специально приготовленная для Цыплухина. Напуганному Георгию она показалась мелкой разновидностью электрического стула. На нее-то и кивнул Апанасов.
– Садись.
Георгий сел. Ему стало нехорошо, голова закружилась.
– Ха-ха, – сказал Апанасов, подходя к подоконнику и забирая стакан с томатным соком, притулившийся возле стекла. – Кого-кого, а такую порядочную особь, как ты, я бы никогда не заподозрил в садизме. А тут раз – и обидел девушку. Вот так вот, значит, дядя Жорж – маскировался, а тут возьми и сотвори бесчинство! Скажи ты мне, разве так положено в приличных домах? Девушка, забыв стыд и честь, является к вам, рассчитывая на вашу порядочность, а в ответ находит оскорбления и угрозы. Что же остается делать нам, ее друзьям?
Повисла нехорошая пауза. Вьюн заерзал на табуретке и хмыкнул. Похоже, происходящее его веселило. Георгий избегал глядеть на него, а тот пялил беззастенчиво черные глаза и улыбался так гадко, что Цыплухина продирала дрожь.
– Так вот, любезнейший, тем временем вы ошиблись, – продолжил Апанасов. – Несомненные грехи ваши вопиют к искуплению… Что вы можете предложить в качестве аванса?
Георгий молчал. Было слышно, как на оконном стекле завозилась муха, жужжа и взлетая то вверх, то вниз.
– Сатисфакция неизбежна, – глухо сказал Апанасов. – Даже скорее не сатисфакция, а