мне о ней узнать и прочувствовать – всё это она щедро, с ласковостью и нежностью отдала мне в этих тетрадях и повествованиях. Она словно присела тут со мной рядышком, напротив меня, за этим же столом, обняв мою руку своими двумя костлявыми полу ледяными ладонями и улыбнувшись той извиняющейся улыбкой, которая так запомнилась моему брату. И тут я расслышала – или мне это только почудилось? – её голос… до меня донеслось «Грунечка… »
Печальное, траурное, едва слышное эхо прошептало в тишине.
И в ответ, мои лёгкие выдохнули «Мамочка…»
Так и просидела она со мной. Продержала мою ладонь. Всю ночь.
Я читала её – до самого утра, осмеливаясь прерываться на очередную чашку крепкого кофе и затянуться ещё одной сигаретой.
Чудодейственным образом, передо мной стали представляться воспоминания и оживать картины прошлого, которые глубоко затаились в моей памяти и, казалось, забылись навсегда.
Вот, она стоит в сереньком зимнем костюме – такая вся элегантная, высокая, с извиняющимися движениями… извиняясь, сама не знающая за что и кому – стоит, широко распахнув руки и закрытыми глаза, становится на цыпочки и произносит мне и брату: «Ветер… давайте обнимем ветер!!!!” Мы следуем за ней: становимся на цыпочки, закрываем глаза и при следующем порыве ветра – вдыхаем его полной грудь и «обнимаем»…
Тот «серенький зимний шерстяной костюм», как я узнаю позже из её записей, – был одним из двух, которые у неё остались из всего гардероба и, которые она проносила – зимой и испепеляющим флоридским летом – почти 2 года.
Вот, мы готовимся к Рождеству и вырезаем бумажные снежинки.
Всплывает другое воспоминание: мы готовим вкусненькую выпечку в духовке и вместе с Мамой, через стекло, наблюдаем, как, будто по волшебству, набухают булочки …
Две пухлые тетради – были Мамины дневники, которые она написала ещё до замужества, Записки и письма – видимо, были попыткой написания романа в письмах. Ознакомление и чтение материалов, я начала с именно с этих электронных писем. Моя рука каким-то необыкновенным инстинктивным образом сама повелась к этой пачке листов.
Письма и записки были напечатаны в Microsoft Word и откопированы на принтере. Ни на одном не были указаны число, месяц или год.
По ходу их прочтения, я и сама догадалась, когда они были написаны: в последние 2 года её жизни.
Чтение заняло всю ночь и, когда я достигла последней строчки на рассвете, слёзы затмили текст, горло сдавило в спазмах, и я закрыла листами бумаги моё, заливающееся солёным горячим потоком, лицо.
Мама рассказала историю нашей семьи, своего детства, 20-летней эмиграции и всю трагедию, неистощимый ужас вероломного моего с братом похищения, в письмах к вымышленному корреспонденту. Она назвала его «Нассер» и поместила в Саудовскую Аравию, культурой, которой, она увлечённо интересовалась в то время, поэтому часто обращается к исламу, мусульманам, Арабам и даже к их одеянию, постоянно относясь к своему блогу, посвященный старым фотографиям странам Северной Африки и Ближнего Востока,