раз зайчатина не по вкусу, подам фрикасе из фазана, – рассудила хозяйка и уплыла в сторону кухни. Крестьянин же продолжал ворчать, искоса посматривая на молодого человека, что хоть и выдавал себя за уроженца Бургундии, но вел-то себя как настоящий парижанин:
– Скажите пожалуйста – зайчатина им не по вкусу! Да вы просто никогда не едали рагу из ушастых, что готовит мадам Бертье! Совсем там заелись, в энтом своем Париже…
– Спасибо, спасибо вам за автограф, мсье Марэ! Вот моя доченька-то обрадуется! Она же вас просто обожает! Всю стену над своей кроватью вашими фотографиями и вырезками из журналов завесила! Всю стену! – последний из тех, кто желал урвать толику внимания и вещественное доказательство личной встречи с великим актером, пухлый усатый виноградарь, долго тряс ему руку, но в конце концов трактирщик вежливо оттеснил его в сторону и проводил Жана к столу, за которым его терпеливо дожидался Эрнест.
– Наконец-то… – прошептал художник и, схватив Марэ за руку, усадил не напротив, а рядом с собой на широкую дубовую скамью. – Я больше не могу слушать про зайчатину и наши парижские нравы… Но в одном этот товарищ прав: здесь и в самом деле готовят лучше, чем на Елисейских полях.
И непоследовательно шепнул мужчине, задевая губами ушную раковину:
– Когда мы вернемся я в Париж, я отведу тебя в один кабачок на Монмартре, недалеко от Пигаль… его мало кто знает… но обещаю, что тебе понравится. Если ты захочешь пойти туда со мной.
Жан порывисто сжал под столом пальцы Эрнеста, выражая полное согласие с его предложением, и в то же время желая предупредить более откровенные эскапады юного спутника. Он знал не понаслышке, а по собственному горькому опыту, что сельские жители в своих взглядах на приличия и мораль куда консервативнее парижан или обитателей Ривьеры…. Марэ же ни в коем случае не желал начинать работу над сценами в замке Сен-Бриз со скандала… из которого потом бульварные газетенки целый месяц будут стряпать самые грязные сплетни.
– А вот и вино!.. И хлебушек, только из печки! И паштет… пробуйте, месье Марэ, пробуйте, и вы, месье Верней…
– Превосходно! Благодарю вас, мадам! Эрнест, прошу вас, наполните наши бокалы, пока я нарежу хлеб и положу вам паштет. И масло! О, какое прекрасное масло! Я даже по виду могу сказать, что оно только что сбито… и восхитительно на вкус! – актер совершенно искренне нахваливал трапезу, радуясь, что юноша внял его просьбе и потянулся за вином.
– Бокалы! Такое вино нужно пить прямо из кувшина, вот сразу видно, что ты нездешний, – усмехнулся неисправимый шутник-художник. – Вот видишь, здесь ровно четыре «бокала» по пол-литра: два с красным, два с белым…
– Да не слушайте вы его, месье Марэ! – засмеялась хозяйка. – Месье де Сен-Бриз вам еще не то расскажет… Все у нас как у людей, все как положено. Позвольте, я вам сама налью…
Жан согласно кивнул, спеша занять аппетитной деревенской закуской свой рот и рот юного