целых четыре дубля, чтобы без погрешностей отснять прибытие Марии-Антуанетты и ее первую беседу с бароном де Таверне и его дочерью. Четвертая попытка тоже не совсем удовлетворила Юнебелля, но свет стремительно менялся, и нужно было переходить к эпизоду с участием Жана Марэ, чтобы при монтаже не получилось разнобоя.
За то время, что Гизоль и Каттан, играющий кардинала де Рогана, выстраивали эпизод с дамами, Марэ успел не только полностью одеться и с помощью ассистента пару раз пройти свою сцену, но и побыть наедине с собой для лучшего вхождения в образ. Кокто научил его ценить короткие минуты перед входом в кадр, объясняя, что, кроме разминки мышц и повторения текста, актеру нужен особенный тонкий настрой, чтобы легко и без последствий для души и тела попасть в иные слои бытия, в параллельную реальность, туда, где рождаются сны, образы и роли…
Сцену завтрака королевы снимали единым планом, фронтальной камерой; Бальзамо должен был картинно появиться в кадре, выйдя из-за зеленой ширмы-перголы после того, как Мария-Антуанетта в шутку призовет его, точно сказочную фею. Ассистент проводил его туда, проверил костюм и грим и, удостоверившись, что все в порядке, оставил Марэ в тенистом укрытии, прогретом солнцем и напоенном запахом лимонов, можжевеловой хвои и роз – ждать своего выхода на сцену.
При появлении Жана в зеленой «кулисе» Эрнест затаился, поскольку актер был не один: вжался спиной в деревянную решетку, под свисающими гирляндами клематисов, и замер почти не дыша, раздумывая, стоит ли вообще показываться… или вообразить себя одним из безмолвных призраков, бесплотных духов, подвластных гению Калиостро. Но когда Марэ поравнялся с ним, и ноздрей Эрнеста коснулась алхимическая эссенция – смесь запаха грима, горьковатой свежести одеколона и терпкого табака – кровь ударила ему в голову, и он испугался, что потеряет сознание и просто-напросто рухнет к ногам кумира, как перевозбужденный подросток.
В сущности, нечто похожее Эрнест и сделал: прянув вперед, упал на одно колено и, поймав Марэ за руку, страстно прижался к ней губами. В эту секунду он был готов умереть за своего короля…
Жан вздрогнул от неожиданности, и только то, что он сразу узнал «нападавшего», спасло юношу от полновесной оплеухи, какими иногда приходилось отрезвлять не в меру ретивых поклонников мужского пола.
– Мой мальчик! Что ты тут делаешь? А ну встань, встань же, прошу тебя… – зашептал Марэ, сжал молодого человека за плечи и буквально поставил обратно на ноги:
– Ты что, подкарауливал меня тут? – вопросил он суровым тоном Калиостро, но внутри испытал совершенно безумную радость от внезапной встречи.
Эрнест помотал головой, он сейчас каждым жестом напоминал в стельку пьяного – и ощущал себя также:
– Нет, я умирал… умирал от любви к тебе… я влюблен в тебя по уши, Жан… ты не представляешь, как…
– Оооо… не представляю, но вижу… Друг мой, прошу тебя повременить