сосед и кричит: «Убери мусор, сволочь!» Я вдруг испытываю чувство жути. Скорый стоит всего секунду, а сосед все ближе… и как же он похож на Ельшинского… это и есть Ельшинский… кто такой Ельшинский?
Я цепляюсь и пытаюсь лезть вверх по лесенке. Дверь в тамбур заперта и проводника нет. Ельшинский все ближе, орёт: «Убьешься, сволочь!».
Скорый с грохотом трогается и очень быстро набирает ход… Я лечу назад. Секунда черноты, я не понимаю, сорвался я или нет… и открываю глаза.
Кран опять течет. Грохот – это полный воды рюкзак. Холод собачий. Если в моей комнате это называется «в комнате топят», то как жить в остальных, нетопленых?
Сетка кровати проваливается, рука затекла и мерзнет на металле спинки. На тумбочке сидит крупный таракан и глубокомысленно шевелит усами. Почему в общежитиях и больницах тумбочки всегда воняют протухшим яблоком?
По соседству с тараканом, на железном табурете, стыренном из медсанчасти, сидит усатый мужик. Усами не шевелит, хотя они у него как пики, торчат в разные стороны параллельно земле… Что такое нужно сделать с усами, чтобы они так торчали? Рубашка образца 70-х в дикую зелено-желто-оранжевую клетку, брюки и ботинки оттуда же… Сверху – засаленный лаборантский халат. В руках – куча пакетиков с хламом, тех самых, которые я бросил на перрон, пытаясь уцепиться за лестницу скорого поезда.
– Прокладки, – говорит мужик. – Разные. Недорого. Я даже знаю, какая тебе подойдет. Вернее крану. Имей в виду – рюкзак не высохнет. С чем на работу пойдешь? Без рюкзака нельзя. И паспорт нужен. Регистрации нет у тебя. Здесь тоже останавливают. Но то, что останавливают – это хрен с ним. Паспорт нужен тебе, чтобы ты сам знал, что ты – это ты, а не какой-то там вЫблер. У выблеров таких прокладок нет. Вот, посмотри.
Он начинает вытаскивать из карманов халата уродливые сантехнические принадлежности – гайки, болты, оплавленные обрезки труб, пластиковых и ржавых металлических.
– Рюкзак – мокрый, – авторитетно говорит усатый, – не высушишь. И идти на работу тебе не с чем.
Рука опять затекает о железную спинку. Я пытаюсь не замечать усатого и заснуть.
– Ты не умеешь руками делать ничего! – усатый взрывается отборной руганью. – Ничего не умеешь руками делать, сволочь, только задницу просиживаешь за компьютером!
Кран тёк. Я сидел на скрипучей сетке кровати. Матрац вместе с простыней съехал набок, обнажив проржавевший железный остов.
Большой таракан, глубокомысленно шевеля усами, уползал в щель под окном.
Кран тёк. Рюкзак я нашел абсолютно сухим на полу рядом с душевым поддоном, замызганным поколениями предыдущих жильцов. Кто-то заботливо снял рюкзак с крана и положил на коричневый кафель, которым покрывали санузлы общаг в семидесятых.
§§§
Я вернулся на продавленную кровать. Попытался подоткнуть казённое одеяло и скукожиться под ним. Никаких мужиков с усами-пиками!