от того, что загремел засов и машинально, привстал и просунулся к краю нар, сел. Включился свет над дверью и ко мне вошёл мой старшина команды. Я поднялся и смотрел на него, в ожидании, что он скажет. Я перед мичманом Самариным казался гномом. Он был высоким плечистым человеком, с волевым лицом и большими цепкими ладонями, по которым уже можно было говорить о физической силе и хваткости рук, а сложи их в кулаки, вид был бы ещё внушительнее.
Что касается его голоса, то он вообще не вязался с внешними данными Валерия Николаевича. Голос был тихий и он голоса никогда не повышал, не то, чтобы услышать, как от других «сундуков» бранные слова и среди них, для связки, даже литературные. Я его уважал и мне было вдвойне неудобно, что именно ему пришлось забирать меня из комендатуры.
Он, несколько секунд постоял напротив меня молча, чуть покачав головой, а потом произнёс:
– Собирайся! Пошли в часть.
Мичман вышел. За дверью я увидел конвоира. Я пошёл вслед за мичманом, который направился к уже другому, сменившему незадолго до этого дежурному по комендатуре. На столе стоял мой портфель с продуктами, лежали шнурки и ремень.
– Забирай вещи. Проверь, деньги что у тебя там было ещё.
Я зашнуровал ботинки, вдел под лямки брюк ремень, одел бескозырку. Открыл портфель, там, как бы всё почти на месте. Авоськи и канистры не было.
– Тут нет моей канистры. У меня в авоське была канистра.
– Какая ещё канистра? – удивлённо произнёс «старлей», – вот опись изъятых вещей, деньги в рублях и копейки, вот содержимое портфеля, а никакой канистры у тебя не было.
– Как? – удивился я.
Старший лейтенант протянул, подписанный мной лист бумаги, где в перечне, действительно не было упоминания ни об авоське, ни о канистре, ни о содержимом её, тем более. Я всё понял, но не в моём положении поднимать бучу. Можно было прям здесь суток пять «губы» схлопотать.
Мичман пытался выяснить, о какой канистре речь идёт. Но я поспешил отшутиться:
– Да, приснилось что-то мне, видимо от твердого ложе.
Только теперь Самарин заулыбался. А мне было не до улыбок. Башка разваливалась от коньяка, дураки его пьют. А может и от водки или просто от количества спиртного выпитого за последние более чем сутки, а ещё, какой ты не крутой герой, но попал опять в передрягу и осознание этого начинало «точить» мой трезвеющий разум.
– Всё? – спросил старлей, – надеюсь, что больше не увидимся, – подумав, добавил, – при таких вот обстоятельствах.
– Надеюсь! – ответил тихо я, вспомнив поговорку: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся».
Мы вышли из комендатуры, за рекой в стороне залива был багровый закат. Солнце уже село, а зарево затянуло небо до самого горизонта. Идти было недолго, мы поднялись на мост, откуда вид на залив был ещё красочней. Прошли через КПП и свернув налево, мимо химического полигона с подвалом для «окуривания», при имитации химического заражения, учебного корпуса, где обучались иностранные подводники