этаж состоял из длинного зала и коридора, накрытый пластиковым полупрозрачным навесом, по которому били голыми ветками высокие деревья.
На входе в зал худой оператор Иван Анисимов устанавливал камеру на штатив.
– Добрый вечер, – улыбнулась Александра, прижимая фотоаппарат левой рукой к бедру, телефон оттягивал карман платья, туго обмотанного поясом той же ткани. – Я не совсем знаю, что должна тебе сказать по поводу съёмки…
– Ничего, я знаю. Елена Владимировна предупредила, что ты ещё плохо ориентируешься. Просто подумай, надо ли брать интервью у кого-нибудь, либо обойдёмся лайфами.
Десять разновозрастных ребят от восемнадцати до двадцати лет и один тридцатилетний, изгоев сидевший с краю «п»-образного стола, пришли подтвердить членство в рядах молодых парламентариев, вскормленных умудрёнными опытом депутатами города N. Как предупредили Юлия и Михаил, активисты, собрались по просьбе телевидения, а за год выдвинули только пару акций под шумок общегородских праздников – День города и День Победы.
– То есть… почти ничего для улучшения жизни молодёжи? – Озадаченно протянула Саша, отправляемая коллегами на это спланированное совещание. И она убедилась в этом в первые двадцать минут – вялые слова делегатов дёргались от стены к стене, как нерв в её перебинтованном пальце.
На улице зачернел вечер и полил холодный дождь, стуча по округлой крыше коридора. В вытянутом со скрипучими половицами зале, обшитом деревянными панелями, было душно, жарко и пыльно. Фотографировать с больной рукой оказалось неудобно, пришлось оттопыривать безымянный палец, но от неловких движений боль взрывалась вверх по руке и, когда Саша села на ряд у дальней стены послушать совещание, чувствовала приступ тошноты, поднимающейся пробкой по пищеводу.
– Так, надо собраться, надо что-то придумать, – призвал разговорившихся между собой коллег председатель парламента.
Его звали Илья Лапышев, и Саше, пока работала в газете, он был известен как спортивный активист, который чуть что писал сообщение ей как журналисту: «Соревнование по жиму лёжа там-то и во столько-то» или «Бежим полумарафон на праздник». А теперь этот крепкий высокий парень, издалека казавшийся надёжным и внушительным, пытался руководить Молодёжным парламентом, но, как объяснил вполголоса Михаил Пронин ей перед выходом, безрезультатно, судя по желанию старших депутатов закрыть коллектив до следующего переизбрания. Характер Ильи выдавал скошенный подбородок, шепелявый из-за неправильного прикуса говор и бегающий не волевой взгляд. В городских кругах Илья слыл как активный выдумщик на акции и мероприятия, которые продолжали действовать, только если ему удавалось переложить ответственность на других исполнителей.
Парень, лет двадцати восьми, в целом был неплохим, придерживался правила «не снимаемой улыбки», только временами вёл себя истерично. Однажды он подошёл к Александре извиниться. Стояло лето, Илью она на тот момент видела только издалека, и считала, малость, недалёким и неприятным типом, опять-таки из-за