одетыми в лохмотья или просто в набедренные повязки. То одного, то другого несчастного заставляли подняться на помост и во всю глотку выкрикивали навыки очередного невольника: этот писец, тот каменщик, ювелир или резчик по дереву. Тут же начинался торг. Генри сморщился и задержал дыхание: ветер доносил со стороны площади нестерпимый смрад.
– А вот лучшие красавицы вселенной, способные удовлетворить знатока любовной игры! – раздался зычный голос очередного зазывалы.
Генри повернулся с невольным любопытством. В женской части невольничьего рынка он увидел группу молодых негритянок и берберок, которых по одной выводили на помост. Начался торг, вокруг помоста столпились мужчины, чтобы с видом знатока пощупать очередной рабыне руки и ноги. Девушек быстро продавали одну за другой. Внезапно пират вздрогнул – на помост потащили белую пленницу, босую, в одной только грязной рубахе, с растрёпанными тёмными волосами. Несмотря на своё ужасное положение, она гордо держала голову. Молодого пирата поразила её изящная красота и то, что она выглядела здесь абсолютно неуместно. Её присутствие в этом страшном месте казалось какой-то ошибкой. Мэйнуэринг остановил лошадь.
Начался торг. Глашатай зычным голосом перечислял достоинства «товара», бесцеремонно поворачивая и хватая девушку для большей наглядности. Над толпой замелькали кошельки и растопыренные пальцы. Рабыня с отрешённым видом смотрела куда-то на вершины далёких гор, словно её не касалось похотливое мельтешение толпы.
– Сто пиастров и ни реалом меньше, – заявил торговец жирному перекупщику с масляным взглядом, известному всему базару.
– Тридцать! И это много за такую тощую девку, которую ещё кормить и кормить!
– Это редкая красотка и в самом лучшем возрасте! Разжиреть ещё успеет… Девяносто два – только из уважения к тебе, почтенный господин.
– Тридцать пять!
– Так и быть: восемьдесят семь!
– Тогда сначала покажи её!
Торговец повелительным жестом приказал девушке раздеться, но она продолжала стоять неподвижно, её лицо исказила презрительная усмешка. Один из надсмотрщиков схватил рабыню за рукав и попытался сорвать с неё рубашку, она вывернулась и оттолкнула мужчину так сильно, что он не удержался на ногах и полетел с помоста вперёд затылком. На несколько секунд все замолчали. Генри понял, что сейчас на его глазах произойдёт расправа. Он спрыгнул с седла, бросил поводья своим людям и начал прокладывать себе путь сквозь толпу. На непокорную рабыню кинулись сразу несколько человек – она пыталась закрыться руками, но её сбили с ног, разорвали рубаху, снова подняли, заломив руки за спиной, и один из мужчин с размаху ударил её кулаком в лицо. Мэйнуэринг, на ходу снимая камзол, распихал плечом особенно плотную группу зевак и поднял руку, привлекая к себе внимание.
– Я согласен на твою цену, торговец, и забираю эту рабыню, – громко заявил пират, как о решённом. Поднявшись на помост, он закутал девушку в свой камзол и, поддерживая, повёл