демон гнева: тревожил дремлющую ярость, тянул из Головни гнев.
Зольница – демон соблазна: искушала чужой прелестью, сулила наслаждение.
Вождь – демон честолюбия: разжигал тщеславие, лелеял хрупкий росток неуёмных мечтаний.
С ними всё было понятно. Но каким демоном был плавильщик?
И снова, как бывало не раз, в памяти Головни всплыло детство, один из дней, когда мать после семейной ссоры прижимала его к себе и горячо шептала: «Держись Отца Огневика, сынок! Меня не будет, он тебя пригреет. Держись Отца Огневика!».
Матери не стало. Но пригрел его не Отец Огневик, а Пламяслав, мудрый и печальный старик, переживший почти всех своих детей.
А вождь тряс бородой, словно медведь, и призрачно мерцали его зубы, белые как мел. Искромёт улыбался – лукавый крамольник, неуязвимый владыка зла.
И вдруг будто тёмное масло замерцало в его ладони.
– Гляди, парень, гляди! – Головня вздрогнул, подался вперёд. А плавильщик осклабился чернозубо и протянул ему под нос странную штуку. – Хватай!
Продолговатая, гладкая с выщербинами, слегка изогнутая, штука словно таяла в руке. Свет плавал в грязной желтизне. Медь?
Вещь древних! Ещё одна. О Великий Огонь…
А Искромёт, разбитной бродяга, говорил ему:
– Ох уж эти Отцы-мудрецы. Стращают вас скверной. Пугают тёмными чарами. – Он покрутил реликвию в пальцах. – Хочешь? Возьми. Мне не жалко.
Головня закусил губу.
– Отец Огневик говорит, что…
– Врёт твой Отец Огневик! И все они врут! – Искромёт поманил его пальцем и сказал, понизив голос: – Если Огонь добро, а Лёд зло, почему мы пьём воду, а не пламя? Почему в болезни нас сжигает жар, а не холод? Соображай, парень. Соображай.
Его слова перекатывались в голове, звуки плескались, как кислое молоко в мешке.
– Господь торит себе путь. Он послал вам Большого-И-Старого, чтобы вы попали в мёртвое место. А Большой-И-Старый – это всегда благо, что бы там ни говорил ваш Отец. Когда наш учитель вернулся из мёртвого места, он сказал: «Я принёс вам добрую весть». Ныне я принёс эту весть тебе и твоей общине. Знай же: истинный Господь – не Огонь, а Лёд.
Вот оно что! Лёдопоклонник!
Будто остолом ударило Головню при этой мысли, а в лицо дыхнуло холодом, хотя в жилище было жарко. Еретик! Значит, Отец Огневик был прав.
И сразу вспомнилось гадание в женском жилище, и жутко стало от мысли, что устами Головни тогда говорили тёмные демоны. Не зря он спрашивал о еретиках – то был знак, предчувствие наползающего зла, смрадное дыхание лютого бога, от которого нет спасения. Он испытывал Головню на прочность, и загонщик поддался ему, замороченный судьбой.
Искромёт произнёс, сжав кулак:
– Мы вернём твоих родичей в лоно истинной веры. Вам не придётся больше плясать под дудку Отцов.
И тут же вспомнился хищный лик Отца Огневика, и его прищуренные острые глазки, и голос – пришёптывающий, будто шуршание полозьев по голой земле: «Или Огня не боишься? Он, Огонь-то, всё видит».
А вокруг