самый невинный вид, достойный кинонаграды.
– Топливо для мышления, – добавила я, усиленно кивая головой, как болванчик, подыгрывая подруге.
– У нас в коридоре не пьют, – строго отрезала Плюшетта, ещё сильнее хмуря брови. Ишь, пришли тут, порядки её, выстроенные годами, портить! Бестолочи!
– А мы и не будем! Только в кабинете, торжественно клянёмся, – Эльса подмигнула, потихоньку пытаясь обойти мириду по широкой дуге.
Плюшетта поворчала, посмотрела на пакеты с видом «тоже мне, Асессоры Совета», но, в итоге, тяжело вздохнула, доставая из недр плаща ключ.
– Пятого Лика Совета еще нет на месте, – буркнула она. – Ключ потом верните, иначе доложу госпоже элериарху. Найду в коридорах хоть каплю – пеняйте на себя. – вроде как дружески посоветовала она, протягивая мне для росписи за ключ учётную книгу, где я ловко оставила автограф.
– Конечно, госпожа Плюшетта, – хором ответили мы, направляясь в сторону логова великого Пятого Лика Совета. – Ни капли мимо!
Последние наши слова важная мирида уже не слышала, удаляясь куда-то в другую сторону от нас по своим делам. История миридского дома Вельвиксов тянется буквально испокон веков – те практически с самого появления Шардена служили на благо Совета Иль-де-Вирела, занимаясь всеми организационными моментами, охраняя ключи и ведя слежку за тем, чтобы везде было чисто, убрано, всё лежало на своих местах. Доподлинно неизвестно, сколько поколений Вельвиксов сменилось здесь – а мириды, напоминаю, живут по триста лет!
Ключ услужливо щёлкнул в замке, и дверь в кабинет Эврена – тысяча сто одиннадцатый – охотно отворилась, как старый том, который давно не раскрывали.
Внутри было всё, как он любит: тишина, полумрак – шторы на окнах плотно задернуты, и лишь один нахальный солнечный лучик светил прямиком в серебряную чернильницу на столе. Книги стояли по ранжиру, как солдаты; строгая, но изысканная деревянная мебель была выстроена тоже в строю, а у большого, витражного окна – глубокое кожаное кресло, где Эврен обычно сидел, как молчаливое воплощение осуждения.
Кабинет Эврена был похож на него самого – строгий, сдержанный, но при этом наполненный внутренним напряжением, как струна, натянутая между молчанием и бурей. Стены были обшиты тёмным деревом, из тех пород, что растут только там, куда добираться безумно дорого и долго – на меньшие изыски Магистр Теней, уверена, не был согласен. Роскошь он всегда любил. На полках стояли книги – старые, в кожаных переплётах, с закладками в виде перьев, трав, и даже… одного высушенного лепестка ириса (я однажды заглянула – и потом неделю гадала, откуда он). Воздух был напитан смесью лаванды, пыли знаний и чуть заметного аромата тисовых, табачных лепестков, отдающих пеплом – Эврен не курил, но пепел и тис был его неизменным парфюмом уже много лет.
Я знала этот кабинет до каждой трещинки в дереве пола – так как Хаэль уже половину десятка лет был моим куратором, здесь я была частым гостем. Тут мы изредка вместе составляли