а где она серную кислоту достанет?
– Я вначале тоже так подумал – не достанет, а потом сообразил – в школе может взять. Ее сестра Зинка в школе техничкой работает. Взломают химкабинет и возьмут. Я уже на всякий случай директору школы позвонил, чтобы он принял срочно меры по охранению кислот и реактивов. В общем, дело становится серьезным. И я склонен принять точку зрения общественности. Семья действительно ячейка государства, и ее надо оберегать.
– А что толку? – возразил Тихомиров. – Ячейка есть, а счастья нет. И Пехов несчастный, и его жена несчастная, и модистка несчастная.
– Я, значит, еще должен о счастье модистки думать? – спросил Буянов.
– А почему ты не должен об этом думать? Она что, не советский человек?
– Все мы советские, – раздраженно сказал Буянов. – Но Пехов – член нашей партийной организации, а она…
– А народ и партия едины, – возразил Тихомиров.
Буянов пристально взглянул на Тихомирова, и тот выдержал взгляд.
– Тогда вот что! – твердо сказал Буянов. – Обязую тебя провести работу с Пеховым. Он должен остаться в семье. Понял?
– Не складывается семья, – вздохнул Тихомиров. – Надо правде в глаза смотреть.
– А вас я прошу, – Буянов обратился к писателю, – осторожно давать советы. Деревенские дела сложные, путаные. Сразу в них не разберешься. И поверьте мне – все будет хорошо. Угар у Пехова пройдет. Очень скоро пройдет.
Тихомиров и писатель вернулись с поля вечером. Полина нагрела воды, и они долго и тщательно отмывали пыль и въевшуюся в руки солярку.
– Все болит: плечи, руки, ноги, – пожаловался писатель.
– С непривычки, – утешил его Тихомиров. Потом они ужинали, молча и сосредоточенно. Подавала Анна.
– Теперь спать, – сказал писатель.
– У меня репетиция, – сказал Тихомиров и пошел одеваться. Вышел он в черном костюме, белой рубашке и при галстуке.
– Тогда и я пойду, – сказал писатель и тоже повязал галстук.
Учительницы, модистка и Ильин уже были в клубе. Модистка вела себя несколько странно – старалась все время стать боком. Писателя это заинтриговало, он тоже сдвинулся в сторону и увидел на лице модистки свежие царапины.
– Травмировали на любовном фронте, – объяснила модистка.
Тихомиров внимательно к ней присмотрелся и сказал:
– Лицо для певицы – ее рабочий инструмент. А рабочий инструмент всегда должен быть в исправности.
– Силы были неравные, – сказала модистка. – И мать, и дочь. И все по лицу старались.
– Что хочешь делай, а чтобы за неделю зажило, – предупредил Тихомиров.
И тут в клуб вбежал Лаптев и крикнул:
– Пехова из петли вынули!
Услышав это, модистка спрыгнула с эстрады и бросилась к выходу. За ней побежали Тихомиров, Ильин, писатель и учительницы.
…У дома Пехова уже собрались люди. Среди них был и Буянов, и врач в белом халате, и участковый инспектор Гаврилов в мундире, впопыхах надетом на майку. Врач зачем-то мерил Пехову давление. В стороне всхлипывала