что когда-либо была у семьи.
Могучий книжный шкаф выгораживал Ане небольшую, но вполне свою каморку, в которой всегда можно было укрыться. Письменный стол, левой стороной к окну, по науке, книжные полки на стене; позади стола, у другой стены, кровать – над ней, вместо ковра, небольшое панно, вышитое бабушкой ещё в её молодости: на холщовой тряпице, в рамке из ткани же, когда-то красного цвета.
Зима, едет на тройке с бубенцами «возлюбленная пара» из романса. Рука кавалера лежит на плече барышни, не просто так, но обнимает, и сам он весь тесно притулился к зазнобе. Его фигура и жест – ключевые. Самым трудным, наверно, было «выписать» нитками черты лица зазнобы, а ещё труднее – его выражение. Оно получилось не в тему – слегка ошарашенным с оттенком сожаления. Ей был непонятен не только порыв кавалера, но вообще ничего – что она забыла в этих санях, и кто это её облапал как свою. От этого драматический, по задумке, сюжет скатывался в водевильный, что в нём и веселило.
Рядом с панно красовалась карта острова Мартиника. Куплена в «Букинисте», ни с того ни с сего, вместо нужной книжки – околдовала. Ажурная покоричневевшая копия со старинной гравюры времён пиратов и конкистадоров, произведение искусства. Кроме неё, несколько открыток, прикреплённых булавками к ватману.
Шедевры мировой живописи на обычных картонках – наваждение папы. Заменяли книги по искусству, которых было не купить. Незаметно они заполонили длинный-предлинный ящик, в каких устраивают картотеки. Забираться в этот деревянный саркофажек было приключением. И удовольствием. Кучка «Италия», завёрнутая в бумажку и подписанная, кучка «Англия», «Голландия», «Испания»…
Любимцы появлялись – и среди французов, и среди «малых» голландцев, и не малых. Но портрет герцогини Де Бофор кисти Гейнсборо пленял вне конкуренции. Личико, улыбка – такие наивные, весенние, их свежесть не мог испортить даже немыслимый парик. Рисованные куколки подряд стали наряжаться а-ля герцогиня.
Другая чаровница, тоже француженка и тоже с высокой причёской, была вырезана из журнала про кино – куколка Брижит Бардо.
У девушек был сосед – принц. Он, правда, в упор не видел ни ту, ни другую красавицу. Погружённый в свои неразрешимые философские вопросы, принц датский сидел, слегка откинувшись назад, спиной к безжизненной скале. Правая рука на колене согнутой ноги, будто бы расслабленно. Но композиция в целом: его поза, угрюмые серые камни, чёрный камзол – воплощение трагичности и внутренней силы, ничего что тонкокружевные манжеты.
В головах кровати тумбочка, погребённая под книжками, в ногах – табурет, на котором сидит подруга, прислонившись… Не знала она, к чему так бездумно приложилась всем туловищем. Не к материку даже, а к тому, что не имеет границ и вмещает в себя миллионы мгновений жизни да и целых судеб, коварство и любовь, отчаяние и надежду, шёпот и крик никогда не существовавших живых людей. Да, жизнь их протекает в виде значков, написанных на бумаге. И многие из них живут уже сотни, а то и тысячи лет, и будут