– не злак ли травный?
Была – и нет! Кто к жизни вызвал злак
Из недр земли, тот губит с силой равной.
118. И я: – Смирение, – ценнейшее из благ, —
Живит мой дух, гордыне ставя грани.
Но кто же тот, о ком скорбишь ты так?
121. – То, – отвечал он, – Провенцан Сальвани!
И здесь за то, что в сердце мысль таил
Прибрать себе всю Сьену в мощны длани.[414]
124. Без отдыха он ходит, как ходил
Со дня кончины: вот чем здесь искупит
Свою вину, кто слишком дерзок был! —
127. И я: – Но если всяк, в ком грех притупит
О Боге мысль до самого конца,
Внизу обязан, прежде чем к вам вступит
130. (Коль не помогут добрые сердца!),
Пробыть так долго, сколько жил на свете,
То как сюда впустили гордеца?[415]
133. И он: – Раз в Сьене, в славы полном цвете,
На площади колено преклонен,
Преодолевши стыд, он стал, – в предмете
136. Имея лишь одно, – чтоб был внесен
За друга выкуп Карлу, и, как скромный
Бедняк, дрожал всем телом он.[416]
139. Я все сказал. Слова мои пусть темны;
Но близок день, в который объяснит
Их смысл тебе народ твой вероломный.[417]
142. За этот подвиг путь ему открыт.
Песнь двенадцатая
Первый круг. – Гордые. – Примеры наказанной гордости. – Ангел смирения. – Подъем во второй круг. 1. Как под ярмом идут волы походкой
Тяжелою, шел с тенью я в тиши,[418]
Доколь мне дозволял мой пестун кроткий.[419]
4. Когда ж он мне: – Оставь ее! спеши!
Здесь надлежит, чтоб всяк, подняв ветрилы,[420]
На веслах гнал всей силой челн души! —
7. Я, выпрямя хребет свой, собрал силы
Для шествия, хоть помыслы во мне
Удручены остались и унылы.[421]
10. Я за вождем охотно в той стране
Последовал, и мы дивились сами,
Как стали мы легки на вышине.[422]
13. Тогда поэт: – Склонись к земле очами!
Чтоб облегчить подъем твой к высотам,
Не худо видеть почву под ногами.
16. Как на земле, на память временам,
Над мертвыми их плиты гробовые
Их прежний вид изображают нам.[423]
19. И часто льются слезы там живые.
Лишь вспомнится их образ дорогой,
Пленяющий одни сердца благие,[424] —
22. Так точно здесь, но с большей красотой
Я зрел изваянным рукой Господней
Весь тот карниз вокруг горы святой.[425]
25. С одной руки я зрел, как благородней[426]
Других существ всех созданный – быстрей,
Чем молния, спал с неба к преисподней.[427]
28. Я зрел, с другой руки, как Бриарей,[428]
Похолодев, пронзен стрелою неба.
Притиснул
<p>414</p>
В подлиннике: «Такой монетой платят здесь». – «Ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта». Матф, V, 26.
<p>415</p>
Данте знал, что Провенцан Галивани умер слишком 30 лет тому назад и до смертного одра медлил принесть покаяние в грехах своих; с другой стороны, Данте слышал от Белакви (Чистилища IV, 127–135), что души, отлагающие свое покаяние до последней минуты жизни, должны оставаться в преддверии чистилища и, если им не помогут молитвы за них добрых сердец, допускаются в истинное чистилище не прежде, как исполнится срок, равный тому, какой они прожили на свете; поэтому – спрашивает Данте – как же был впущен Сальвани в первый круг чистилища тотчас после смерти, так как, он здесь носит груз свой со дня кончины? (стих 124).
<p>416</p>
«Этот друг Сальвани назывался, по словам Бути, Винея или Винья. Здесь намекается на следующий факт, записанный у Ландино. «Король Карл Анжуйский заключил в тюрьму друга Сальвани и наложил на него пеню в 10,000 золотых флоринов, которые он обязан был выплатить в течение месяца; в противном случае грозил ему смертной казнью. Весть об этом пришла к мессеру Провенцану, который, страшась за жизнь друга, велел поставить скамью на ковре посреди площади в Сьене, сел на нее и униженно умолял Сьенцев, не помогут ли они ему в этой нужде посильным взносом денег, не принуждая к тому никого, но смиренно прося у них помощи. Сьенцы, видя своего повелителя, обыкновенно столь надменного, a теперь униженно просящего, сжалились над ним, и каждый, по мере средств своих, подал ему помощь. Король Карл получил 10,000 флоринов, и пленник был выпущен из тюрьмы столь нечистого короля». Скартаццини. – Легко понять, как такой смиренный поступок должен был взволновать кровь (в подлиннике: Si condusse a tremar per ogni vena) в груди надменного Сальвани. Этот рассказ помещен у Оттимо и в Anonimo Fiorentino и у других комментаторов. Винея или Винья сражался за Конрадина Гогенштауфена против Карла I Анжуйского и взят в плен в несчастном сражении при Гаглияскоццо.
<p>417</p>
«Пророческий намек на то, что Данте сам вскоре очутится в таком же положении, как и Провенцан, т. е. в горькой необходимости вымаливать у друзей и благодетелей милостыню для поддержания себя в изгнании». Каннегиссер. – «Твой народ (в подлиннике: и tuoi vicini, – соседи) не поступит так, как Провенцан Сальвани, когда взносом наложенной на тебя денежной пени можно было бы возвратить тебя из изгнания». К. Витте.
142. Т. е. этот поступок (тут Одеризи отвечает на предложенный ему Данте вопрос) освободил Сальвани от обязанности пробыть много лет в преддверии чистилища. «Следовательно, не одни только молитвы по усопшим, но и их собственные добрые дела могут, по-видимому, сократить срок пребывания перед вратами чистилища, особенно, если эти дела находятся в прямой противоположности с главным грехом очищающихся усопших». Ноттер. – «Сколько ты велик, столько смиряйся, и найдешь благодать у Господа». Премудр. Иис. с. Сирах. III, 18.
<p>418</p>
Данте вместе с Одеризи идет ровным шагом и со склоненной к земле головой, как кающийся в грехе гордости, под одним и тем же ярмом высокомерия. Сравнивая себя с волом, идущим под ярмом, поэт желает показать укрощение гордости своего сердца: «Человек, скорбящий о великости бедствий, который ходит поникши и уныло, и глаза потусклые, и душа алчущая воздадут славу и правду Тебе» Господи!». Варух II, 18. – Подобное выражение встречается в Илиаде Гомера (XIII, 703–707, перев. Гнедича):
Так плуговые волы по глубокому пару степному,Черные, крепостью равные, плуг многосложный волочат;Пот при корнях их рогов пробивается крупный, но дружноОна, единым блестящим ярмом едва разделяясь,Дружно идут полосой и земли глубину раздирают.<p>419</p>
Данте смиренно уподобляет себя ребенку, к которому приставлен дядька-пестун. – «Закон был для нас детоводителем к Христу, дабы нам оправдаться верою». Посл. к Галат. III, 21.
<p>420</p>
«С латинского: Velis remisque contendere, т. е. здесь каждый должен напрягать все свои силы к пути к нравственному усовершенствованию». Скартаццини.
<p>421</p>
Т. е. тело выпрямилось, но дух мой, приниженный зрелищем казни гордых, не только наставлениями Одеризи, не последовал его примеру. Из Чистилища XIII, 136–138, увидим, что круг этот особенно озабочивает Данте, сознающего в своей совести склонность к гордости.
<p>422</p>
Т. е. мы не были обременены тяжестями, как души горделивых, и потому легко и скоро обогнали их к пути. По Копишу, они легки от ревности к усовершенствованию.
<p>423</p>
«Здесь разумеются надгробные плиты в полу притворов католических церквей, в отличие от тех гробниц которые устраиваются стоймя вдоль церковных стен». Лонгфелло.
<p>424</p>
«Скорбь воспоминания о милых усопших, оживляемая как внешним, так и внутренним поводом терзает (в подлиннике – подстрекает: dà delle calcagne) одних только благочестивых людей на пути к облагорожению». Штрекфусс.
<p>425</p>
«Изображения благодатного смирения представлены в стоячем положении по бокам утеса; изображения повергнутого высокомерия помещены на пути, по которому идут высокомерные – по весьма понятной причине (сличи стихи 70–72): эти картины должны склонять взоры высокомерных книзу, следовательно, побуждать их к смирению». Штрекфусс.
<p>426</p>
«С одной руки», т. е. с одной стороны дороги, по которой идут поэты «С другой руки» (стих 28), насупротив Люцифера изображен Бриарей. Первый представлен падающим, как молния, по слову евангелия: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию». Лука X, 18. – Сличи Ада XXXIV, примеч. к 17 и 18.
<p>427</p>
Люцифер или Сатана, свергнутый с неба за гордость свою (Ада XXXIV, 17 и след.). Он сотворен благороднейшим между всеми прочими ангелами. (Ада XXXIV, примеч. 17, 18 и 35). Фома Аквинский (Sum. Theol. P. I, qu. LXIII, art. 7) приводить слова Св. Григория: «Primus Angelus qui peccavit, dum cunctis agminibus Angelorum praelatus eorum claritatem transcenderet, ex eorum comparatione clarior fuit».
<p>428</p>
Бриарей – «один из сторуких гигантов греческой мифологии, сражавшийся за богов в войне их против титанов; он поражал врагов обломками скал. Данте, по-видимому, ошибочно смешивает его с титанами, им побежденными» (Ада XXXI, 44–45). Штрекфусс.