из спортзала на открытый воздух и чаще всего играли в футбол или бегали кроссы. А тренер уже провел воспитательную беседу: какую часть тела надо мыть в первую очередь, чтоб не подхватить «мандавошек».
Возвращаясь после тренировок домой, я часто встречал нарядно одетых ровесников, фланировавших по центральной улице. «Почему я не с ними? – подумал я. – Мне неинтересно. А еще? Надо быть крепким и сильным…»
Когда я проходил мимо вокзала, подъехала вечерняя электричка, и люди высыпали на платформу. Рядом прошла девушка, оценив меня боковым взглядом. Ее красная мини-юбка, взлетала над упругими бедрами, зацепив и потянув меня. Каждая частица ее тела призывно играла, и кровь ударила мне в виски… Я пошел, как на аркане, и дразнящая походка заиграла сильнее … А дальше… дальше надо было сворачивать…
Я всю дорогу пытался понять, какой вулкан взорвался во мне, и ругал себя, что не осмелился сделать первый шаг… Я твердил, что она должна быть только другом… но легче не становилось…
А в школе слухи о юлиной беременности быстро расползались и стали чем-то вроде аксиомы. Я вдруг заметил, что большинство людей обожают подхватывать всякие гадости. Им очень нравится, когда кому-то плохо. И не из-за злого характера – просто, когда ты не можешь перегнать соперника, подставь ему подножку…
Как-то во время урока Зоя Алексеевна заглянула в класс и попросила учителя отпустить Юлю на пару минут. Когда та вернулась с помрачневшим лицом, большинство подумало, что все из-за этого… А однажды я уловил краем уха, как девочки обсуждали, на каком месяце начинает расти живот, но, увидев меня, засмущались и замолчали.
Если Валентина Митрофановна оставляла Юлю после уроков, то все «понимали», зачем… А я продолжал строить какие-то планы и ничего не мог придумать…
Хотя внешне все продолжалось, как раньше. Если я видел Юлю с парнем, тем более, когда она удалялась с ним весенней улицей, ледяной червяк подползал к моему сердцу и все тело становилось ватным. В последнее время Серый, хмыкая и выдавая суконные фразы, на каждой перемене терся возле нее и даже пытался острить, а она отвечала своим волшебным смехом!
Я снова закрывался у себя в комнате, смотрел на девушку в окружении полицейских, на Джека Лондона, на вырезку с женским портретом Ренуара, которую недавно добавил, и пытался во всем разобраться. Я вспомнил даже, как за год до этих лавсанов стоял зимним вечером у школьного крыльца, ожидая Ольгу, которая вдруг решила вместо мамы сходить на родительское собрание. А Юля заходила с подружкой в школу и кинула в меня снежком… А я, дурак, всего лишь промолчал!
Я не находил ответа, как быть дальше… Я только чувствовал, что все больше и больше отдаляюсь от нее. Или она от меня.
Я напоминал человека, сидящего у потухшего костра и перебирающего пепел в надежде найти хотя бы один горячий уголек. Я постепенно смирился с этой мыслью и не догадывался, что просто в моей жизни начинается новый этап.
Интересно, что я давно уже не писал стихов! Вернее, не писал так, как было раньше, когда за один вечер на бумагу выливалось два-три стихотворения.