взгляд метнулся на руки собеседника, которые вцепились в ручки кресла. Можно ли назвать его собеседником, если он называет моё имя, но так и не смотрит на меня? Его руки выглядели материальными, даже в полутьме я видела, как вздулись его вены от силы хватки. Луна хорошо освещала его лицо – длинное, с небольшой седой щетиной. И зелёно-карие глаза, такие же, как у Джона и Элизы, такие же, как у меня – глаза семьи Ридов, грязный, некрасивый цвет, в отличие от голубых глаз Джорджианы, цвет, который она получила от матери… Зелёно-карий достался кузену и кузине от их отца…
–…его зовут Царём Холода, иногда Царём огня, но у него в руках только ветка бузины, найди куст бузины…
Он смолк, облизнул губы и впервые посмотрел на меня. Мой рот приоткрылся. И тогда я закричала. Крик смывал все мысли. Он рвался из моей груди с такой силой, что мог разорвать лёгкие. Крик уничтожал всё и вся, пока ничего не осталось. Ни мыслей. Ни сознания. Ни меня. Последнее, что я помню, это багровое сияние, расчерченное чёрными полосами.
Глава 3.
Что я видела, когда посмотрела прямо в его глаза? Миллионы раз за эти годы я задавала себе этот вопрос. Где-то я знала этот ответ, и этот ответ был спрятан на самом дне моей души. И хотя я пыталась вспомнить, на самом деле лишь притворялась, что прилагаю усилия, мне вовсе не хотелось знать, что же произошло.
Очнулась я в кровати и даже успела огорчиться от мысли, что совсем забыла то волнительное ощущение, которое должна была испытать, когда забиралась на высокую постель в Красной комнате. Но затем туман в моей голове рассеялся, и я поняла, что лежу в собственной постели, а рядом сидит доктор Бейдвелл, который заботливо держит меня за руку.
– Ну, мисс Клэр, вот вы и снова с нами, как я и предсказывал. Можете разговаривать?
Я медленно кивнула, села повыше и даже вежливо с ним поздоровалась.
– Кажется, с пациенткой всё в порядке.
Он обернулся, чтобы произнести это и я вместе с ним посмотрела ему за спину, где стояла Бэсси. Меня кольнула старая обида, что я нужна только Бэсси, да и той не слишком. А затем эту мысль вытеснила та, что я сама отказалась от любых возможных проявлений заботы со стороны тёти. Я не готова была обуздывать свою злость.
– Ну как, ничего больше не болит?
Я прислушалась к своим ощущениям. Мне было тепло, в моей комнате камин топили вовсю. Следует отдать должное семье, в которой я жила, меня не морили голодом, мне покупали пусть не яркую и красивую, но добротную одежду, и до сегодняшней ночи никогда не заставляли мёрзнуть. Платила я за это добро терпением за совсем иные проявления злобы, но сейчас под одеялом я готова была на время забыть обо всех горестях и обидах, мне слишком хотелось наслаждаться спокойствием и уютом остатка ночи. Так что я заверила доктора Бейдвелла, что у меня ничего не болит. В самом деле, даже пальцы на руках и ногах уже гнулись у меня вполне обычно.
– Значит, Бэсси, вы уже можете дать девочке бульон и чай.
Я с удовольствием прихлёбывала жирный бульон из широкой чашки,