ты, Хугиль? – на восточном дейво́нском наречии спросил у прибывшего главный, учтиво пожав с ним ладони и крепко обнявшись. У того – одногодка Стозубого с виду – был на горле похожий порез, будто мучаем был тот когда-то, не успев быть зарезанным насмерть.
– Твоей милостью живы с отцом – а иное лишь пыль. А дела недурны, как сам видишь. Как почтенный родитель твой будет? Здоров?
– Ожидает вештей ш нетерпением. Ну пойдём, рашшкажи – што привёж нам такого… До жимы вряд ли швидимшя больше. Шлушай – шрал ли твой конь только што? – с любопытством спросил он дейвона, проверяя слух зоркого Кохты – не приврал ли ему скотокрад насчёт собственной чуйки.
– Было дело, Дубок опростался как раз за холмом… А что – как степняк ты теперь стал умёт собирать на растопку? – пошутил его гость, изумлённый вопросом Стозубого.
Двое знавших друг друга ушли за пригорок, негромко общаясь – так что даже и чуткие уши у Кохты из Крунху не слышали речи. Да и тот больше слушал простор, не появится ль там вдалеке звук копыт или птичий испуганный гомон, нет ли вкруг них тревоги с погоней. Им, возвращавшимся из владений могущественных Ёрваров через Помежья нужен был чистый путь без врагов до родного удела, а их тайному гостю такая же твёрдая нить по дороге на север, откуда он прибыл. Хоть и сам скотокрад мог поклясться, слыша говор прибывшего, что живёт тот совсем не у круч Стейнха́ддарфъя́ллерне.
Ветер гнал по разлившейся Зыбице воду, нагоняя волну на болотистый берег. В Волчьей Тропе ледоход сорвал хлипкий причал, и судно Хедина сходу уткнулось в сгибаемый килем камыш, где уже проложили настил из притопленных бочек, на чьи спины как на поросят положили сцеплённые скобами двери и доски.
– А, свояк! – Сварт с усилием стиснул товарища в крепких объятиях, – зря ты к нам не явился с зимовкой! Говорил же тебе – молодых вдов с избытком за распрю тут стало… Сам вот лучшую взял – и с хорошим двором, и с приданным что надо! – он выставил пред собой две ладони, отведя их на локоть.
– И подарок небось ей уже нарастил… – хмыкнул Хедин насмешливо, оглядев толпу женщин у схорона, и заметив красотку с большим животом под одеждами.
– Ну так… Я же твердил – не трухлявы ещё мы ни стоя, ни лёжа! – хохотнул собеседник, – ты бы тоже тряхнул стариной, раз уж Хлив и детей ваших смерть покосила. Чем вдовцом одному, лучше с бабой хорошей.
– Нет, свояк. Не лежит больше сердце терять раз за разом… – махнул рукой Хедин.
– Что привёз?
– Вино тоже – не бойся, – Хедин приподнял бочонок, что держал на плече.
– Вот что значит свояк! Не обидишь родню никогда… Ты куда затем двинешь?
– К Бородачу. Прямо к вечеру выйду на вёслах. Повелено вести ему передать от родни.
– Жаль… У Коллы моей есть такая сестра незамужняя – яблочко просто – вот бы тебе самый раз! Может всё же останешься на ночь, зайдёшь ко мне в гости? Там, глядишь, и притрётесь…
– Нет, свояк. Надо двигать в верховья.
– Ну прости… Был бы рад подсобить, будь тебе в том охота. Чем помочь тебе,