достойны, исходя из побуждений возвышенных, духовных! Исходя из природной человеческой глупости! И я, разумеется, понял бы если бы здесь это было так.
Катерина всполошилась и ухватила Аврелия за рукав.
– Это блядство, Кать. Иди отсюда к чертям собачьим. Чтобы тут еще за моей спиной творить такую гадость. Это хуже в сто раз моих требований, которые я, между прочим, считаю совершенно справедливыми.
– Да о чем вы говорите?—крикнула Катерина то ли с негодованием, то ли в отчаянии, но Аврелий намеренно пропустил ее слова мимо ушей.
И вышел на улицу сам.
Это была уже не просто вражда, а файдах, объявленный всему его роду, его неприкосновенному жилью, его душе.
«Я дал слабину,—думал Аврелий.—Все на что-то рассчитываю. Надо было сразу взять и вышвырнуть ее на улицу. Сейчас она там, в доме. Оскверняет его. Нет, надо было сразу ее выставить за дверь. Я ведь видел, с самого начала, как она сидит и как она смотрит. Так нормальные люди не сидят и не глядят. Слабину дал, слабину. И возвращаться неохота. Не-ет, она там что-нибудь без меня учинит, как пить дать. Подлянку какую-нибудь подсунет и смотается с Хансом. Ну точно что-то устроит. Зайду черным ходом после работы. В собственный дом черным ходом! Охренеть дела».
***
Аврелий дошел до школы, предварительно побродив на морозе с полчаса. Было еще слишком рано, а домой возвращаться совсем не хотелось, толкнул скрипучую дверь и вдохнул наконец особенный школьный запах пыли, и душок взмокшей под сапогами древесины, и свежий аромат печати: не было больше никаких царских учебников, были теперь новые, чистые и единственно-верные отечественные поучайки. Они были напечатаны еще при царе и, когда Империя пала, разлетелись по школам с невообразимой скоростью. Аврелий в этих книгах не видел ничего поучительного, но детям они нравились. Свеженькие страницы их ободряли.
Аврелий поднялся на этаж выше, глазами отыскал свою дверь и на мгновение задумался о том, что будет говорить.
Какой-то мальчуган, опаздывающий на урок, проскочил прямо перед носом Аврелия и скрылся за поворотом.
«Ханс что ли?»—Аврелию показались черные вихрастые волосы и знакомая желтая рубашка с дырявым локтем, но, разумеется, в школе Ханса быть не могло. Появиться Хансу здесь сейчас означало слишком большую и неоправданную глупость. К маленькому немчуку все дети за исключением Сашки, который его и нашел, относились с презрительной холодностью. Все-таки политика Гогмана была шаткой, хотя и смелой.
Аврелий зашел в кабинет, где скучающие дети уже расселись по партам.
– Доброе утро, класс.
Мальчишки встрепенулись, нестройно поздоровались в ответ и снова затихли. Аврелий почувствовал на себе десяток любопытных взглядов, изучающих его сегодня особенно скрупулезно.
Аврелию это не понравилось. Его вызывающе рассматривали с головы до пят так, как будто он пришел в Катькином переднике.
– Еще раз обнаружится, поймается и доложится, что кто-то из вас бегает в лагеря тайком, без церемоний