не на эшафот вывели. Рассказывай.
Сашка молчал и мелко трясся.
– Как вождя нашего звать?
– Тов-варищ Кирмолай, товарищ преподаватель.
– Имя, отчество.
– С-семен Ильич, товарищ преподаватель.
– Замечательно,—Аврелий вздохнул и ладонью подпер лоб.—И что ты про него скажешь?
– С-страну освободили, товарищ преподаватель. Много хорошего нам сделали.
– Кто они-то, балда,—брякнул Аврелий.—Как правильно говорить надо?
Сашка затрясся еще больше, побледнел, посерел и теперь уже посмотрел на учителя чуть ли не с ужасом.
– И про оппозиционную партию не расскажешь?—спросил Аврелий, выводя в журнале кол.
– Расстреляли их…
– Мало этого знать! Единица, Бикунев, садись. Десять раз по спине за невыученный урок.
– Какая единица? Какое по спине? Вы че?—подорвался опять с места Пакрутин.—Он же ответил кой-чего. Нафиг какие-то оппозиционные партии знать? Расстреляли и пусть.
– Во-первых, сядь. Во-вторых, то, что он сказал, каждая собака сказать может. В-третьих, Пакрутин, врагов в лицо надо знать, чтобы в будущем появление таких повстанцев предотвратить, а склонные к пролетарскому бонопартизму и без этого подставятся. Тебе я тоже самое назначаю, за поведение.
– Да вы, да вы сами знаете кто?—Пакрутин стукнул по столу и выкатил глаза. Никто из мальчишек этого не ожидал и потому Пакрутин быстро обратил на себя внимание всего класса.—Вы сами не лучше немчука. Сашка перед вами стоит, трясется еще после прошлых розог, которые были совсем не за дело, и слова сказать не может, а вы пользуетесь, пользуетесь, пользуетесь!—каждое «пользуетесь» он сопроводил звонким ударом по парте.—Надоело, знаете ли! Мы тут, может, все загибаемся от всей этой хрени, а вы…Ну, че все молчат-то, ну? Да заколебались мы уже! Ну скажите же!
Кто-то с задней парты нерешительно поддакнул, его подхватил сидящий спереди; воодушевленный ребяческий гул прокатился до самых первых парт, где закемарили отличники. Кто-то грохнул крышку парты как бы за компанию, кто-то осуждающе покачал головой, оглядев Аврелия.
– Ну вы же меня поддерживаете, братцы?—ухватился за повстанческий фитиль Пакрутин и начал раздувать его еще сильнее.
– Мы же тоже не гении. Можно нас, конечно, чутка побранить. Но это уже не дело, за мелочи всякие палками бить, ну! Как это называется, ну слово-то…
– Эксплуатация и насилие,—подсказали с первой парты.
– Во, да! Оно. У нас еду отобрали! До этого нормально кормили, а ща-а-ас…
– Гадость!
– Это есть нельзя.
– Мышей так начнем жрать.
– Да уже кто-то крысу намедни съел. Борька, ты был?
Дети загалдели наперебой, как вороны, а Пакрутин встал во главе и начал руководить с довольным, раскрасневшимся лицом.
– А еще же новобранцы-то!
Маленький мальчик в оборванной рубашке и чересчур длинных истрепанных штанах заревел на