руку или ногу. Но еще он думал о том, как церковь использует магию против людей, и что прямо у него под ногами лежит оружие против несправедливости, попади оно в нужные руки, и мистификации, которую разыгрывает Церковь уже не одну сотню лет, навсегда придёт конец.
Кому-то оно ересь, а кому-то…
Всё утро от этой мысли Орис не мог прийти в себя. Барахольщик поглядывал на него вопросительно, но молчал. По утрам, как он сам выражался, его дело – барахло. Он копался в мешках и сундуках, разгребал завалы и составлял списки. Разобранное он распределял вдоль правой пустой стены, подписывал и вешал бирку. На стене писал номер, чтобы потом проще было отыскать. Все утро к нему приходили, он учитывал все предметы и вещи, которые выдавал или принимал. А после шёл на свою смену в шахту. Смена эта длилась шесть часов вместо восьми, но еще Барахольщик устраивал себе выходные. Каждый Святой полумесяц он отдыхал и в шахту не спускался, лишь выдавал и принимал барахло. Откуда оно здесь взялось в таких количествах, никто сказать не мог, но, видимо, когда-то эти ходы использовались, и большие залы, которые сейчас лежали в руинах, сохранили следы пребывания людей. Скорее всего, те же самые люди выбили и Святые Лики в скале снаружи.
Убежище? Хранилище? Святыня?
Ориса грызло любопытство пополам с тревогой. Он хотел найти ответы.
До начала дневной смены оставался еще час, и грамард решил прогуляться. Никто здесь не ограничивал его перемещения, между залами не стояли решётки, охрана отсутствовала. Орис дошёл до крыла ювелиров и остановился перед огромной аркой; стены вокруг были исписаны Речью.
Эссале создавался так, чтобы на нём хотелось петь.
Грамард поднял голову и прочёл надпись: "Эс оро наа ману ат клиос эс"– вечный свет небес и речей, Отец мой.
Орис покрутил фразу в голове. Потом прочёл еще раз. В надписи не использовали ни одного ударного знака, что затрудняло перевод. Орис не мог понять, шёл ли Вечный свет к Отцу или исходил как раз от него.
– Ты понимаешь, что здесь написано? – спросил голос из темноты.
Грамард опустил голову и сощурился.
– Вот как раз пытаюсь понять – похоже, это приветствие к Старшим, пожелание долгих лет жизни и вера в то, что память о них сохранится в веках и речах.
Гость шагнул в круг света, который создавал берегонт Ориса. Белый необработанный камушек грамарду выдал бригадир смены, он был тусклый, но в металлической оправе. Во всех больших залах горели светильники, поэтому Орис доставал его из кармана лишь тогда, когда гулял по тоннелям.
– Спрячь, – сказал маленький человек, он едва доходил Орису до пояса, а в руках держал вороний клюв – молот с древком значительно выше своего роста. Следом за ним из темноты вышел гигант, чуть пониже Попрыгунчика, шерсть на лице у него отсутствовала, но на Ориса смотрел только один глаз, один-одинешенек, а всю левую часть лица затягивали красные струпья сморщенной обгорелой кожи.
– Убери, – повторил