красавицу.
Но она, почему – то опаздывала. Время у него на часах уже, перевалило на пять минут, назначенного времени. Поэтому, невольно ощутил беспокойство. Глазки у него забегали. И даже повлажнели. Обидно же. Но сигарета у него на руке еще дымил. И он его, жадно, нервно втягивал в легкие, и от этого у него, слабо еще кружился голова. Да ведь и уходить ему из этого места нельзя, да и стоять на виду у всех, как – то было ему неудобно. Он же не слепой, как незнакомые ему люди, проходя мимо от этого крыльца, понятливо улыбались, а некоторые даже, из тех, молоденькие, пыхтя в зубах сигаретами, покрикивали ему нарочно. «Тоскуешь! А давай с нами?». В эти секунды, он от них отворачивался, или задирал глаза к небу. Ранимый он, конечно, был, как все мальчишки деревенские. Злился, недовольно дергался губами, на этих окрикивающих. Но упорно продолжал стоять. Он не верил, что его так подло может обмануть эта «роза». Вскоре, аллилуйя! Действительно, он услышал, совсем с другой стороны, со стороны рынка, топот ног, и заливистый выкрик.
– Володя! Я тут! Тут! Извини! Я опоздала.
К всеобщему удивлению, запоминающий, просто кадр. Какое это счастье. Он дождался, все тки же, свою «розу». Отлегло душа его. Ура! Не отошел никуда, выстоял. Упорно стоял, ждал её, казалось бы, единственную. Самому ему смешно. Действительно ли это, было правдой? Когда он мысленно обратился к ней, подбегающей.
«Единственная. Роза моя».
И слова такие отыскал в своем багаже. Просто удивительно, когда у человека голова набагрен, и это его первое в жизни свидание.
Она даже за свое опоздание – чудеса! Чмокнула в щечку ему, взяла из рук его эти три розы, поднесла её к своим алым, влажным губам. То ли, понюхала, то ли – наслаждалась с той проделанной работой его. Подняла на него, свои большие невинные глаза, утонуть ему в нем можно, бережно, как и розы в руке держал он, прижалась к нему, затем жарко прошептала.
– Володька – а… Я так счастлива. Это чудесно же. Спасибо тебе.
А он ведь этого от нее, а и правда, не ожидал. Да и конкретно, мысленно этого даже, представить наяву он не мог. Она, вот, взяла, сделала. Сама, никто ей об этом не просил. Прижалась губами к его губам. При этом стыдливо зажмурила глаза.
– Вот, – затем она сказала. – Я так представляла свое первое свидание, Володя. Мне скоро двадцать будет, а ни разу не целовалась с парнями. Удивительно, да? До этого… – как она торопилась сейчас. Говорила, говорила, боялась, что её перебьют. – Сколько в своих снах я грезилась, какая она будет, это мое первое в жизни свидание. Понимаешь, Володя. Я представить не могла, какой – то грубости будет со стороны тебя. Бежала, бежала, чтобы не опоздать. И опоздала. – И звонко рассмеялась, снова прижавшись к нему.
А ему, надо ли отвечать, этой небесной «розе?» Но он обмер, заглох, от её смелого поступка. И поверить к её поступку, ему было трудно. Он еще не осознавал, да не пришел еще в себя, что вообще приобрел. Он, как все мальчишки из деревни, считал, и даже в спорах иногда доказывал, само уверившись, что нет таких теперь девушек, невинных, как они говорили