они, оба зашагали по тротуару, по направлению редакции газеты. Люди, проходящие, наблюдающие недалеко за этой трагедией, тоже рассосались по своим делам.
Теперь они шли одни, поддерживая друг за друга. Она, с лева от него, а он, справа. В таком положении, он, то и дело, вырывался вперед, то, отставал. Разница шага, конечно, между ним было. Он все же был ростом, под метр восемьдесят, а она, была всего небольшого роста. Метр шестьдесят, не больше. Но стройна она была в этой её одежде: в юбке и кофточке с пиджачком. Да и лицом её, Господ бог не обидел.
Если бы он, а и правда, был художником, он бы её нарисовал похожую на картине Леонардо да Винчи, как Моно Лизу. И правда, она страшно была похожа, на эту, Моно Лизу: загадочной улыбкой в уголках своих губ.
– Давно ты уже там учишься?
– Да. На факультете журналистики. Я работаю уже в газете. С первого дня.
– Писать любишь?
– Наверное. Вы простите меня за то причиненное беспокойство. Мне, а и правда, неудобно перед вами.
– Хочешь, по глазам вижу, узнать мое имя? Правда, же. Зови меня Ларисой. А коллеги меня зовут, Ларисой Ивановной.
Отошло, видимо, эта его слабость, по прочтению этого письма. Вновь он ощутил силу на своих ногах. Но одновременно, напугало его до истерики, как такое могло случиться с его мамой? Конечно же, он сегодня же поедет на вокзал, сядет на поезд, отправится к себе на родину. Вот он сейчас, как только дошагает до редакции газеты, предупредит редактора о своем настигшем горе, затем ему еще в деканате надо с деканом встретиться. К вечеру он и поедет, если ничего не изменится в его расписании. А поезд у него отходит, с городского вокзала, помнил он, в семь вечера.
Так что, и на дорогу, беспокоиться ему не надо. Слава богу, у него деньги есть. Если мало покажется, он возьмет и часть заначки, припрятанные в матрасе. Тогда ему, и на обратную дорогу не придется дрожать. И там он на месте, и покончит со всеми делами. Сходит на могилу матери, поговорит с людьми, с чего это его мама, вдруг умерла. Если в смерти мамы причастен его отец, он пока не знает, как с ним быть. Наконец, ему и о себе надо думать; за одной параллельно займется и с домами. И с бревенчатым, и с каменным. Поговорит по душам, на этот раз уже и с отцом. Ну, если он… а и правда, причастен все же к преждевременной смерти мамы… В горячку, конечно, пороть, ему тоже нельзя. Главное: понять ему, разобраться, а выводы, он еще успеет сделать. А пока, красиво, или некрасиво так думать, прежде ему надо подумать, и о будущей своей жизни. Распустит сейчас он вопли, – все. Как говорят тогда, знающие люди: «Дело табак, тебе тогда». Никто его тогда ничем не поможет. Рассудительность, конечно, у него есть. Но, вот, ему, как – то, все равно не свойственно, перед этой рядом идущей девушкой. А ведь она. Он это видит. Не совсем равнодушная оказалась. Не прошла мимо, когда ему было очень, видимо, плохо. Чуть ведь, а и правда, концы не отдал. Почувствовал, после прочтения этого письма, сразу слабость на ногах. И ведь, чуть еще не грохнулся, прямо на этот тротуар, по которому он в каждое утро ходил, по направлению к своей редакции. И тут,