нерасторопному послушнику.
Не-е-е-ет – так легко его не получат.
От напряжения живот протестующе заурчал.
Где-то впереди раздался подозрительный шорох.
Все-таки выдали себя монастырские крысы!
Зигват свернул налево, забежал в первый попавшийся дом и, не обращая внимания на пыль и мусор под ногами, пересек некогда роскошный зал.
Остановился у широкого окна в форме замочной скважины.
Выглянул.
Стараясь держаться в тени особняков, двое послушников крадутся по улице. Черные капюшоны скрывают лица. Движения выверенные, аккуратные. Голые руки бугрятся рельефными мускулами. За спинами торчат короткие металлические посохи. Хватит одного скользящего удара, чтобы сломать кость, как веточку.
«Интересно, кто из этих идиотов выдал себя?» – подумал Зигват, улыбаясь все шире. Сегодняшняя их ошибка подарила ему жизнь.
Он успел добежать до главной улицы, когда что-то ударило его в бок.
Боль раскалёнными угольями обожгла левую часть груди. Перед глазами потемнело.
Порезавшись лбом об острый угол камня, Зигват упал, перекатился и тут же вскочил.
Пальцы легли на рукоять. Звякнуло вынимаемое из ножен лезвие сабли.
Напротив него встал послушник. Крутя над головой маленьким вихрем пращу, он сделал два шага вперед.
– Не надо, – одними губами сказал Зигват.
Медный запах крови из раны в боку защекотал ноздри…
Глава 2
– Отец, не бей меня!
– Молчи, собачий сын. И только попробуй украсть из моего дома еще что-нибудь!
– Но я ничего не трогал!
В сгущающихся сумерках найти нужный дом не просто.
Хромая на правую ногу, Зигват до боли стиснул челюсти.
Дурак!
Из-за своей недальновидности приходится сейчас торчать на улице, медленно истекая кровью.
В конце концов, он уже не в первый раз теряется в лабиринтах мертвого города. Хоть бы мелом пометил стену. Или какой-нибудь знак оставил…
«Нет, послушникам будет проще меня найти».
В итоге он выбрал тот дом, где меньше всего пахло затхлостью.
И оказался прав.
Прежде чем войти в подвал, Зигват постучал костяшками пальцев по деревянной двери, за многие годы ставшей твердой, как камень.
Подождал несколько мгновений.
И спустился.
Света от десятка почти догоревших свечей достаточно, чтобы разглядеть подвал в деталях. Налай сидит на драном коврике спиной к нему и с чем-то играется. В левом углу сиротливо валяется мешок с одеждой – жалкое тряпье, накопленное за долгие годы.
У самой стены лежит меч, чей клинок испорчен давней ржой – сколько ни пытайся, а не сведешь. В местных горах любое оружие требует особо тщательного ухода.
Зигват почти всегда останавливается у порога, пытаясь запомнить всё: как трепещут огни свечей, как свет ложится на спину Налая, как сложены вещи в углу, как…
Возможно, завтра уже не удастся попасть домой.
Возможно, завтра его тело будет гнить на жарком солнце.
Но