ответил Борис. – Хуберт приехал.
– Ну, что же делать! – фальшиво посочувствовала Елена Федоровна. – Я бы, конечно, взяла его к себе, но у меня нет места, ты же понимаешь…
– Ты вообще не причем. Никто не говорит.
Тут надо объяснить грустный тон Бориса.
Хуберт – когда-то западногерманский, а теперь просто немецкий журналист левых убеждений, которых не смогли поколебать никакие перестройки и революции, приехал в Москву еще студентом. Через каких-то немцев он попал к Елене Федоровне, перезнакомился со всеми ее родными и зачастил к ней, подолгу застревая в ее квартире и вызывая этим недовольство всего окружения. Сам он ничего не замечал, поскольку отличался несколько детски-наивным взглядом на жизнь и был уверен, что ему всюду рады.
Недовольство же родственников Елены Федоровны объяснялось довольно просто: Хуберт был необыкновенно педантичен, дотошен и у него начисто отсутствовало чувство юмора. Каждый анекдот ему приходилось объяснять по несколько раз и неудивительно, что вскоре он стал предметом насмешек – сначала старшего, а потом и младших поколений всего большого семейства.
Елена Федоровна объясняла занудливость Хуберта немецким менталитетом и пыталась защищать его от своих языкатых родственников.
Неудивительно, что он проникся к ней огромным уважением и любовью, предпочитал ее квартиру всем другим и очень переживал, когда она переехала из огромной коммуналки на Рождественке в малогабаритную однушку, как называл риэлтор ее новое жилье в одном из спальных районов на юге столицы.
С тех пор во время своих частых приездов в Москву он поселялся у Павла, подолгу беседовал с ним, подробно вводил его в курс своих дел и советовался с его женой насчет отношений с женщинами. Хуберт мечтал встретить любовь и готов был жениться, но боялся потерять свободу. А когда Павел по прошествии нескольких лет выдохся, его стал забирать к себе добрый Борис. Но и у Бориса через пару дней кончалось терпение, и он начинал звонить по всем знакомым в надежде пристроить Хуберта куда-нибудь хоть на денек. Елене Федоровне он позвонил от отчаяния, надеясь, что она позовет Хуберта на субботу или воскресенье в гости – выходные были самыми тяжелыми днями. Хуберт слонялся по квартире, пытался помогать Ларисе на кухне, сидел на любимом диване Бориса и увязывался за ним в магазин, когда тот сбегал, чтобы хоть полчаса побыть в одиночестве.
Елена Федоровна старалась помочь, чем могла. Она звала Хуберта к себе на целый день, поила чаем с вареньем, выслушивала его рассказы и давала советы.
Вообще говоря, с тех пор, как он перестал жить в ее квартире, она стала относиться к нему с гораздо большей симпатией и ругала Кирилла и Артема, которые не называли Хуберта иначе как Бич Божий и передразнивали его плохой русский.
Однако на этот раз Елена Федоровна, хотя совесть и говорила ей, что Бориса надо спасать, решила проявить твердость.
– Завтра меня не будет в Москве, – сказала она решительно. – И в воскресенье тоже. У меня важные дела.
– Понятно, –