им управляет? Странный вопрос. Он достаточно умен, чтобы чувствовать нити силы. И достаточно силен, чтобы их оборвать. Не способен он только на одно, увидеть край пестрого, горящего радужными красками покрова. Блеск его одинаково сводит с ума и ребенка, и жреца…
Так бывает, когда нет сил вспомнить ту, первую боль. Чтоб забыть все, отодвинуть, с жаром обещаешь себе: «Так больше не будет!» И это первый шаг к судьбе богов. Что ж, попал в эту сеть и Сиги… И жаль его до смерти, дурня… За этим ли нужна человеческая жизнь?
Рождаются в серединном мире за тем, чтобы зная слабости ближних, принимать их. И любить, и сочувствовать. Но всегда идти своей дорогой…
Прощальный его взгляд сложно было понять двояко. Слишком уж явно отражалось там все, что он ощущал. Страх, стыд, боль… Их мысли шли одним потоком. Оба страшились творящегося. И оба были не в силах привести это в мир. Только Сиги не помнил себя, был в ужасе. Почти на грани смерти…
Он верил Гламу. И уж кто-кто, а эта машина первой ринется рубить всех несогласных. А он, вот, так странно взглянул и отступил на шаг, закрыв рот ладонью…
Боги знают, жив ли он еще. Смог ли простить себе слабость. Мелькала безумная надежда увидеть его тогда на пороге, вместо Торда…
Но видно, грохот божественных сфер делает глухим навечно.
Лина. Обстоятельство тринадцатое
Когда она вернулась к костру, Сар был уже там. Всегда умел напустить на себя такой вид, будто ничего не произошло. Жизнь, мол, продолжается. И, в общем, было даже здорово, что и на этот раз погодят с упреками, вопросами и тяжелыми разговорами.
Однако, кусок в горло не лез. Сар тоже держал паузу и до еды не дотрагивался. Разглядывал. Взгляд физически ощущался, прямо давил. Пришлось ответить. Осторожно. Покоситься слегка.
Парень сидел по-турецки, выпрямив спину, как йог в позе лотос, и величественно взирал с высоты. Не приглядываясь, можно было ожидать продолжения сюжета – глубокомысленных высказываний в восточном духе и нотаций расстроенного гуру.
Но присмотрись внимательней – все не так. Удивительное выражение лица. Взгляд влюбленного человека. Когда глаза горят, черты разглаживаются до детской припухлой безмятежности, по губам бродит улыбка. В таком состоянии никогда не смотрят в глаза, внимание беспорядочно скользит по телу, не в силах остановиться.
С трудом получился глоток.
– И чего ты так уставился?
– Хочу тебя, просто с ума схожу. Утром, знаешь, особенно тяжело приходится.
Она некоторое время изучала узор на салфетке, наморщив лоб.
– Так в чем же дело? – будничный звук собственного голоса поразил. А что, собственно, ожидают? В лоб вопрос, в лоб ответ.
– Ты меня не хочешь.
– Это ты так для себя решил?
– Видно.
Сар помахал рукой над макушкой.
– Прямо все и сразу? Как на ладони?
– Такого не скроешь. Ты боишься меня, но не хочешь терять. Тогда тебе в этом