порочной связи Снукова со своим камердинером арапом Митькой Печенеговым. При обыске в светлице князя были обнаружены греховные погремушки. В настоящее время в отношении всех пунктов обвинения ведется дознание. А теперь к новостям культуры. Вчера в Государственном дворце декоративно-прикладного искусства открылась выставка расписных горшков, выполненных в лучших традициях поморской росписи. Куратор выставки Всеволод Алятяпов…
Я выключил звук и судорожно полез в рюкзак за водкой, но она предательски пролилась. Закрыл, видимо, плохо. Пустая бутылка не сулила ничего хорошего, как и другие события. Если князя взяли в разработку, станут всех пробивать, а я у него успел засветиться. С другой стороны, пиратские планшет и блосс разлетелись в лесу на кусочки, но филины всегда найдут, к чему пришить рукав. Да и блосс неспроста взорвался. Прилив уныния охватил меня. Вот затянуло в блуду беспросветную. Я лишь одно из семечек, которые плющит в жмых аппаратная мясорубка. Она и Пётром Тимофеичем не подавятся, а князь крепкий желудь, маслянистый.
Я решил выйти на Сортировочной, не дожидаясь вокзала – там жандармов много. Было уже поздно и станционные опойки расползлись по таинственным углам, где они отогревали свои тела и готовились к новому дню карнавала. Дома решил не появляться, а потому отправился к Киви. Князь о нём ничего не знал, я надеялся обрести там ночлег и понимание, несмотря на существенный риск. Хрязино было неподалеку. Моросил дождь. Гневные тучи раздулись в тёмно-пурпурном небе, презрительно глумясь над чужим горем. Я заскочил в ларёк и купил браги. Путь стал хоть и не короче, а спокойней и мягче, и даже ветер дул в спину, притворяясь попутным.
Киви завесил окна коврами, внутри было тихо. Я долго стучался, и наконец, кто-то подошел к двери.
– Кого тебе? – вежливо спросил женский голос.
– Киви. Скажи, Безложкин пришел.
– Спит он.
– Разбуди тогда. Надобность крайняя.
Девушка ушла, и я прождал ещё несколько минут. Вдруг дверь начала медленно открываться, меня кто-то умело схватил сзади и приставил нож к горлу.
– Проходи. Тихонечко.
И снова знакомый голос. Да не тот, что давеча про смерть и про окна. Мужской и конкретный. Не разуваясь, мы прошли сквозь тёмные сени. Силуэт девушки бесшумно закрыл дверь. Мы очутились в студии Киви. Вот только его там не было, горело несколько свечей, на столе стояла початая бутылка вина и два бокала.
– Спокойно. – Меня пихнули коленом в спину, и я упал на тахту. Пётр Восьмой на ковре стыдливо отвёл глаза.
– Не ори только. – Дегурин убрал кортик в ножны. – Заварил ты кашу, старик.
9
Бурьян наполнил бокалы и передал один девушке в лёгкой дублёнке и длинной холщовой юбке. Тёмные волосы были убраны в длинную косу, красивое лицо бледным, а чёрные глаза обеспокоенно мерцали в полутьме, что лишь добавляло незнакомке благородства и загадочности.
– Где Киви? – спросил я, косясь на кортик.
Дегурин