Данилович принялся мочалиться с противниками, но чуда не случилось. Смоленский дворянин Голенищин даже не поспел в рубку вмешаться. Опричник Дмитрий Извольский в два счёта одолел Якова, и сабля воложанского карася упала в пыль. Рядом покатывалась со смеху троица стражников.
Замешавшийся Пётр Емелин подошёл к Лихому и молвил:
– Яков Данилович, тебе не здоровится? Сам не свой ныне.
Из толпы молодых бойцов, стоявших недалече, раздался ехидный голос Семёна Коптилина:
– Пётр Саввич, ты его не шибко дёргай сейчас. Яков Данилович сва-а-а-тается. Мыслями в небесах порхает, как птичка божия.
Опричники с деликатностью посмеялись над словами Коптилина. Голенищин поднял с пыли саблю и вернул её в руку Лихому, потрепав товарища по плечу. Троица стражников поплелась прочь… Яков вонзил саблю в ножны, пряча глаза в землю.
– Опричник Лихой! – со строгостью произнёс Емелин. – Уныние – смертный грех! Помни о Господе, монах государев, да веруй в щедрую милость Его!
Яков Данилович кисло улыбнулся в ответ.
– Конец упражнениям, – хлопнул в ладоши наставник, – ступайте на передых, жеребцы. Отдохните как следует, спать завали́тесь рано. И на завтра – щедрый послеобеденный сон вам пожалуем. Потом уйдёте двумя отрядами ловить охальников в лес – впереди ночь Ивана Купалы.
Из толпы опричников посыпались вопросы:
– А пожрать сытно дадут после обедни, Пётр Саввич? Коли по лесу будем шнырять всю ночь.
– А девок крестьянских дозволят пощупать всласть – как словим окаянных?
Раздался оглушительный хохот.
– Цыц, греховодники острозубые, – усмехнулся Пётр Емелин. – Пошли прочь.
Молодые кромешники, посмеиваясь, стали разбредаться чёрными стайками на отдых. Младость волнуется чреслами юных дев, а стариков, как ни крути веретено жизни: всегда в конце шляха небесного архангелы ожидают, сопроводить душу на Высший Суд…
В хоромах князей Милосельских царила тревожная суета…
Глава Опричнины, князь Юрий Васильевич, лежал в просторной горнице на широкой койке, укутанный шерстяным одеялом. Некогда высокий и крепкий старик Милосельский ныне являл собой печальное зрелище: исхудал и скукожился телом, когда-то мясистое и дородное лицо отсвечивало мертвенной бледностью, остатки серебряных волос слиплись на голове от струек пота… У койки высились три серебряных кандила, утыканные тлеющими свечами. Рядом с помирающим главой семейства стояли опечаленные наследники: сын князя Василий Юрьевич и внук Никита Васильевич. Милосельские ожидали скорого прибытия Митрополита Всероссийского – соборовать и причащать главу дома.
От чумы убежать можно, а от планиды не сбежишь никогда, будь ты хоть князь, хоть самый последний из смердов. В граде Володимире Юрий Милосельский подхватил неизвестную лихоманку, аккурат накануне возвращения в столицу, когда чума давно отступила от русских земель. В начале месяца травня Милосельские въехали в родное поместье – бескрайние владения у Смоленского тракта. Князь Юрий вернулся в пенаты