оппозиции, в конце концов его требования провести политические чистки – для уничтожения заговорщиков, угрожающих Республике, – встретили, как с волнением отметил Леграсьё, бурную поддержку – после яростных дебатов, из-за которых, собственно, он и вернулся домой так поздно.
Своим ораторским искусством Робеспьер поднял политические ставки на новый уровень, однако он чувствует, что игра стоила свеч. Он так долго говорил об «иностранном заговоре» и прочих злокозненных умыслах, но его слова не вызывали никакого отклика. Сегодня Конвент предоставил ему убедительные доказательства, подтверждающие его точку зрения: существует явный заговор против него, и руководят им его старые союзники в Конвенте из числа монтаньяров – от слова «монтань», «гора», – обвиняющие его в стремлении к диктатуре. Они думают, что тиран затаился в ожидании своего часа. Теоретически общее число членов Конвента – 749 депутатов[59]. Примерно треть из них считаются монтаньярами. Остальные равномерно распределены между центром, который часто презрительно называют «равниной» или «болотом» (или Marais), и постоянно редеющими рядами правых. Несмотря на то что они в меньшинстве, энергичная и решительная группа монтаньяров в течение года или чуть большего срока смогла в значительной степени навязать остальным свою коллективную волю в вопросах государственной политики, определявшей курс революции. Людям с «равнины» не хватило координации, а также мужества и дальновидности, чтобы реализовать свое численное преимущество. Сотня или около того недавно избранных депутатов, которые заняли места подвергшихся чистке, ушедших в отставку или умерших на своем посту, вероятно, относятся к наиболее сдержанным в политическом плане. Однако, похоже, теперь Робеспьер – столкнувшись с вопиющим заговором, созревшим на скамьях монтаньяров, – полагает, что сейчас самое время мобилизовать именно таких умеренных, составляющих «основную часть Конвента» (как он сам отмечает), чтобы они стали той важнейшей силой, которая в состоянии спасти республику и его самого.
Уже за полночь, попрощавшись с Дюпле и направляясь в свою спальню, задумывается ли Робеспьер хоть немного о том, что сегодня исполняется ровно год с тех пор, как 27 июля 1793 года он был избран в КОС? Он с уважением относится к юбилеям: старается не пропускать празднования 14 июля[60]. Может быть, он также вспоминает, что 6 мая 1789 года, когда третье сословие выступило против Людовика XVI в начале революции, было его собственным днем рождения? Однако теперь его разум вынужден сосредоточиться на ближайшем будущем, а не на том, что наверняка должно казаться ему далеким прошлым. К счастью, его маленькая, обставленная по-спартански комната практически не отвлекает от размышлений. Уже больше месяца он не занимается почти ничем другим. Старательно избегая посещать заседания Конвента и КОС, он держался особняком здесь, в своей квартире, – разве что выгуливал свою собаку, мастифа по кличке Брунт